Это вызывает у меня зевоту. Боже, сегодня был длинный день.
— Привет. Может, хочешь выпить кофе?
Оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с Престоном, который смотрит на меня в упор. Я не знаю, как я пропустила тот момент, когда он приблизился.
— Боже, да, — выдавливаю я. Каждое слово сегодня дается мне с трудом.
— Ну, тогда давай я принесу тебе чашечку.
Он дарит мне небольшую улыбку, а я чувствую себя немного неловко. Как будто он не знает, как вести себя со мной. Но предпринимает шаги за нас обоих, потому что мне сейчас так неудобно. Чувствую, будто могу упасть в обморок от нервного напряжения. Находясь в его квартире, будучи рядом с ним, я была спокойна, но сейчас это странно — быть здесь.
— Я только что заварил. Проходи, располагайся в моем кабинете, а я все принесу.
Я вхожу в кабинет и занимаю место в центре дивана. Несколько минут спустя Престон садится напротив меня, поставив две дымящиеся кружки на журнальный столик, разделяющий нас. Сидя, он тянется и достает мой файл, который находится на столе рядом с ним. Просматривает бумаги, прежде чем, повернувшись к столу, взять кружку и сделать глоток кофе. Его адамово яблоко двигается, когда он глотает.
— Ты выглядишь сегодня немного рассеянной, — говорит Престон.
— Так и есть.
— Что-то не так на работе?
— Нет, я просто… Не знаю… Я не могу сказать.
— Речь о том, что случилось тем вечером?
— Да.
Он поднимает свой взгляд к потолку и надувает щеки. Мышцы в моем животе затягиваются в узел. Я чувствую себя ужасно. Когда он, наконец, опускает голову, и мы встречаемся взглядом, я замечаю, морщинку, появившуюся между его бровями.
— Знаю, мы коротко поговорили об этом по телефону, и когда ты пришла, мы больше не коснулись этого снова. Я думаю, мы должны более подробно обсудить то, что произошло.
— Мы не можем просто притвориться, что этого не происходило? — простонав, предлагаю я, а он качает головой.
— Я не хотела...
— Дело не только в этом. Границы нашего общения размываются в течение длительного времени. Мне не следовало приглашать тебя в свою квартиру.
— Я была расстроена. Ты делал свою работу, — я отворачиваюсь от него и начинаю расправлять материал диванной подушки.
— Ева…
Я не поворачиваюсь, просто продолжаю теребить подушку.
— Я не делал свою работу, когда пригласил тебя к себе. Я не обращался к тебе, как к пациенту, и ты не вела себя со мной, как со своим психотерапевтом. Это моя вина, что границы оказались размыты, но не твоя. Это называется «трансфер». Перенос. Или, в нашем случае, из-за сексуального характера твоих чувств ко мне — эротический перенос. Очень часто пациенты испытывают чувства к своему терапевту.
После этих слов я поворачиваюсь обратно к нему и качаю головой.
— Я… что?
— В психотерапии его классифицируют как бессознательное перенаправление чувств, которые ты испытывала к одному человеку, например, одному из родителей, к другому, например, на меня, твоего психотерапевта.
У меня отвисает челюсть, и я резко выдыхаю.
— В принципе, ты заменяешь пустоту своей жизни мной. Я тот, с кем ты общаешься чаще всего. Тебя можно понять. Ты заменяешь пустоту от потери заботливого отца, мужчины, с которым тебе было комфортно, мной. Эти чувства для тебя нормальные, но, думаю, мы должны поговорить о том, почему ты перенаправляешь их на меня.
— Ты кто, Фрейд?
— На самом деле эту теорию придумал не Фрейд.
— Конечно, не он, — невозмутимо говорю я. — Слушай, я была пьяна. Тогда мне было грустно. Это больше не повторится.
Он проводит пальцами по своим волосам, а затем кивает. Никто из нас не произносит ни слова, и с каждой минутой, пока мы молчим, мой желудок скручивается все сильнее. Я закрываю глаза, пытаясь подавить зевок.
Престон тут же это замечает.
— Устала? Или плохо спала?
Я пожимаю плечами и вздыхаю.
— Что происходит? Пожалуйста, поговори со мной.
— Мне до сих пор снятся кошмары, — не задумываясь, отвечаю я.
— Почему ты не сказала об этом раньше? Что-то произошло, о чем я не знаю?
Я делаю глубокий вдох, а затем медленный выдох.
— Нет, точно такой же кошмар, о котором я говорила тебе тем вечером.
— Как давно начались эти кошмары?
— С тех пор, как умер Ричард.
Его глаза расширяются после моего признания. То, что я вижу в них, меня огорчает. Как будто ему больно, что я скрывала это от него. Как будто я предала его. И понимание этого проделывает дыру в моей груди. По всем этим причинам, именно сейчас я хочу все ему рассказать.