й день они возвращались. И, судя по всему, большой процент с их продаж уходил в карманы местным большим командирам, иначе сборище разогнали бы куда как жестче. Самолет вздрогнул, вильнул, а сердце от страха заколотилось у разведчика прямо в горле. Рядом со стальным боком, разрывающим черные тучи, вспыхнул луч прожектора. Он вслепую пошарил по небу и потух, не найдя ничего интересного. - Начинают осматривать наш сектор, - пробормотал пилот. - Минута - и сворачиваемся. Разведчик осмотрелся в последний раз и мимолетом заметил группу мужчин в черном, прячущихся за траком перевернутого танка. Черная форма, аугментации - техники-ремонтники полка. Разведчик заметил, как один из них взглянул в бинокль и уставился прямо на него. Махнув приветственно рукой, пожелав удачи и пробормотав быструю молитву во славу Императора, разведчик взглянул на стекло подвесной турели. По нему забарабанили первые капли. Репарт-фельдфебель, глава ремонтников, вытер пахнущую гарью и бензином воду с лица, убрал бинокль и грозно харкнул в грязь под ботинками. - Говноед сраный, - рыкнул Гаррет, ткнув в сторону разведчика неприличный жест железной рукой. - Переждем, пока улетит, а пока рассаживайтесь поудобнее, доставайте амулеты и займитесь удачей. Командир проследил, как его подчиненные расселись по укрытиям, достали амулеты. Сам Гаррет взглянул на небо, где самолет разведки пролетел прямо под вспышкой красного солнца: плохой знак. Им сейчас не нужно никаких плохих знаков, хватало и заливающего поле дождя. Командир повернулся к подчиненным и уселся на ржавый кусок танкового остова, что остался здесь после одной из тысяч предыдущих атак. Потери среди механизированных бригад такие, что нельзя ждать подкрепления: пока жирные баржи Муниторума приползут сюда, чтобы наконец высраться новыми танковыми клинами, у Полка уже не будет чем атаковать. Гаррет хмуро взглянул на хронометр, - три часа ночи. Он до сих пор отсчитывал время, словно тут была какая-то смена суток, не продиктованная изменчивым путешествием черных облаков. Репарт-фельдфебель взглянул на небо, дождь, барабанящий по ржавым танковым трупам, словно неумелый импульсивный убийца, беспорядочно тыкающий тупым ножом уже давно мертвую жертву. Тяжелые капли превращали поле боя в непроходимую грязищу - она липнет к сапогам, пытается крепкими лапами вцепится в штанины, схватить пока еще живого солдата торчащими из земли обугленными костями. Гаррет вскидывает голову и вглядывается в луч прожектора, прорезавший облачную тьму. Разведчик пока остается незамеченным, но стоит ему хоть чем-то выдать себя, как еретики и предатели на том конце поля тут же примутся за любимое дело - исступленно давить на гашетку. В такой обстановке танк не уинтендантишь. Командир ремонтников осмотрел людей, устроившихся на небольшой поляне, окруженной остовами техники. Они почти неразличимыми силуэтами затерялись в тенях, закутавшись в черную форму техников, и занимались кто чем. Кто-то точно играл, торопливо выкидывая кубики на расстеленный поперек разбитых гусениц плащ. Никто из них даже не старался выиграть - они просто кидали монеты и называли какие-то цифры, изредка швыряя кости на мокрую ткань. Цель была в том, чтобы проиграть, потому что проигранные деньги - жертва удаче. Потом, когда игра закончится, они закопают банк под танком, зачитывая молитвы Императору, облаченному в доспех из золота. Вот другая парочка солдат выпила по глотку из маленькой фляги и быстро сунули ее в разбитый корпус бронетранспортера - небольшой жест, чтобы точно вернуться и допить начатое. И каждый тихонько проверял специальный карман на груди черного комбинезона, скрытого бронежилетом. Там, надежно обернутые армированной тканью, тщательно запакованные в непромокаемые пакеты, лежали последние письма - то, что будет отправлено на родину в случае смерти. Только карман Гаррета пуст. Пока что пуст. В свой он складывал письма тех, кому уже было не суждено покинуть поле боя. Командир вскинул голову и взглянул за спины ремонтников, на тропу, проложенную промеж противотанковых ежей, осколков снарядов, кусков самолетов и остатков старых траншей. Там приютились те, кто потянет основную лямку, растаскивая окоченевшие остовы техники и подсоединяя к танку трос лебедки - сервиторы и приписанные к техникам солдаты, обвиненные местными полевыми судами в какой-нибудь оплошности. Заснул на посту? Торговал краденым? Украл у офицера амасек, чем подорвал боеспособность отряда? Две-три вылазки с ремонтниками - и ты вернешься в строевую часть. Возвращались, правда, редко. Гаррет оглядел перепуганные лица, судорожно сжатые ножи, и хмыкнул. Этим дальнобойного оружия не полагалось - только мечи, топоры, ломы и кувалды. Сам командир вооружился небольшим стабпистолетом с глушителем и тонким, словно шило, ножом-свиноколом, купленным у местного фермера, одиноко переступавшего с ноги на ногу посреди моря новобранцев, снующих внутри военного комиссариата и центра призыва. Гаррет кинул взгляд на плачущее небо и злобно оскалился: хороший знак так и не появился, но затягивать больше нельзя. Тучи могут уйти в любой момент. - Собирайте рататули, - командир харкнул на землю и выглянул из-за разваленной выстрелами туши бронетранспортера. - Выдвигаемся. Все поняли, что удача не на их стороне, но выбора нет. Приказ есть приказ, превратности судьбы не имеют значения, если у вас за спиной стоит бюрократическая машина Империума. Остается только подхватить оружие и почти молитвенно коснуться нагрудной пластины бронежилета, сделанной из куска брони танка, пережившего первый бой. Потому что на этой планете это считается настолько огромной удачей, что все чрезмерно верующие скапливаются у этой техники, благоговейно протягивая руки. Ремонтники в полнейшей тишине поднялись на ноги. Небольшая кучка штрафников подобралась с земли, подхватив в руки выданное оружие. Сервиторы тихонько загудели сервоприводами и приготовились идти вперед. Гаррет на секунду выглянул из-за укрытия и огляделся в поисках трупоедов или отрядов мародеров. Никого, только лучи прожекторов изредка вспыхивают на той стороне поля. Командир кивнул подчиненным, и отряд медленно заскользил между ржавеющих тел бронетехники и гниющих трупов, утопающих в грязи и воде. Один раз неосторожный штрафник задел вздувшийся на земле пузырь, и тот с шипением лопнул, обнажив кости, обрывки формы и испустив облако гнилостного аромата. Несчастный полной грудью вдохнул вонь и хотел было закашляться, как один из ремонтников ловким движением врезал рукояткой револьвера ему в кадык. Солдат тихонько захрипел и едва не рухнул в топкую грязь, но его подхватил другой ремонтник. Лезвие, густо измазанное сажей и копотью, с хрустом проломило затылок, выбило из раны густую кровавую струю и пробило голову насквозь, выдавив глаз на щеку самым кончиком лезвия. Ремонтник подержал труп в руках несколько секунд, пока тот перестанет дергаться, и аккуратно положил его в сторону. Гаррэт окинул взглядом остальных штрафников, сжавшихся в одну подрагивающую кучу и со страхом наблюдавших за происходящим. Командир кивнул на их остывающего товарища и тихо прохрипел: -Ни звука. Я лучше вас всех в компост переработаю, чем подниму тревогу. Отряд двинулся дальше, не забыв подобрать лом убитого. Инструмент впихнули в дрожащие руки заключенного и выпихнули его вперед - разбирать завалы. Ремонтники идут вперед медленно, дергаясь и замирая от каждого шороха. Вокруг них смыкается сплошная стена из вывороченной земли, утопающих в грязи развалин, постоянно льющаяся с небес вода и трупы, цепляющиеся за штаны скрюченными пальцами. Сейчас, в тучестояние, когда местность освещается только вспышками прожекторов и осветительных ракет, а до ушей то и дело доносился скрип когтей трупоедов, пытающихся достать из-под стальной скорлупы желанное, сочное, сладкое и подгнившее мясо, нервы людей гудели и скрипели, как кабели, прогнувшиеся под намерзшим льдом. Но они продолжали идти вперед, всматриваясь в окружающую тьму. Вот справа от отряда выплывает танк, изрытый воронками, оплавленный, с поникшей пушкой и раздутыми бортами, - результат взрыва боезапаса. Предатели специально лупили по нему так долго, чтобы вместо гордой бронетехники на поле осталась только оплавленная сталь, похожая на извращенное произведение искусства, вышедшее из-под рук какого-нибудь изломанного богемной жизнью художника, который уже несколько лет считает, что обычный свежий воздух пахнет “пеплом” с Циска и лхо. Гаррет только скривился, смотря на такое расходование боевой техники и патронов. Рядом с ржавым остовом лежали два трупа. Танкисты прикрывшиеся обрывком гусеницы. Только укрытия не хватило, чтобы закрыть людей полностью: руки и ноги напоминали виноградную лозу, искромсанную неумелым садоводом. Видно, над их позицией начали взрываться фугасные снаряды, утыкавшие стальными осколками землю и всех, кому не повезло очутиться здесь. Гаррет тихо заглянул под трак. Оттуда на него уставились застывшие в вечном ужасе глаза сослуживцев, прижавшихся друг к другу. Гаррет часто видел такое, когда раскапывал засыпанные после бомбежки окопы и блиндажи. Последним, предсмертным, порывом людей всегда было прижаться друг к другу. Умирать легче, ощущая, что идешь к Трону Императора не один. Наверное, потому что путь туда долог и тернист да