галось - только мечи, топоры, ломы и кувалды. Сам командир вооружился небольшим стабпистолетом с глушителем и тонким, словно шило, ножом-свиноколом, купленным у местного фермера, одиноко переступавшего с ноги на ногу посреди моря новобранцев, снующих внутри военного комиссариата и центра призыва. Гаррет кинул взгляд на плачущее небо и злобно оскалился: хороший знак так и не появился, но затягивать больше нельзя. Тучи могут уйти в любой момент. - Собирайте рататули, - командир харкнул на землю и выглянул из-за разваленной выстрелами туши бронетранспортера. - Выдвигаемся. Все поняли, что удача не на их стороне, но выбора нет. Приказ есть приказ, превратности судьбы не имеют значения, если у вас за спиной стоит бюрократическая машина Империума. Остается только подхватить оружие и почти молитвенно коснуться нагрудной пластины бронежилета, сделанной из куска брони танка, пережившего первый бой. Потому что на этой планете это считается настолько огромной удачей, что все чрезмерно верующие скапливаются у этой техники, благоговейно протягивая руки. Ремонтники в полнейшей тишине поднялись на ноги. Небольшая кучка штрафников подобралась с земли, подхватив в руки выданное оружие. Сервиторы тихонько загудели сервоприводами и приготовились идти вперед. Гаррет на секунду выглянул из-за укрытия и огляделся в поисках трупоедов или отрядов мародеров. Никого, только лучи прожекторов изредка вспыхивают на той стороне поля. Командир кивнул подчиненным, и отряд медленно заскользил между ржавеющих тел бронетехники и гниющих трупов, утопающих в грязи и воде. Один раз неосторожный штрафник задел вздувшийся на земле пузырь, и тот с шипением лопнул, обнажив кости, обрывки формы и испустив облако гнилостного аромата. Несчастный полной грудью вдохнул вонь и хотел было закашляться, как один из ремонтников ловким движением врезал рукояткой револьвера ему в кадык. Солдат тихонько захрипел и едва не рухнул в топкую грязь, но его подхватил другой ремонтник. Лезвие, густо измазанное сажей и копотью, с хрустом проломило затылок, выбило из раны густую кровавую струю и пробило голову насквозь, выдавив глаз на щеку самым кончиком лезвия. Ремонтник подержал труп в руках несколько секунд, пока тот перестанет дергаться, и аккуратно положил его в сторону. Гаррэт окинул взглядом остальных штрафников, сжавшихся в одну подрагивающую кучу и со страхом наблюдавших за происходящим. Командир кивнул на их остывающего товарища и тихо прохрипел: -Ни звука. Я лучше вас всех в компост переработаю, чем подниму тревогу. Отряд двинулся дальше, не забыв подобрать лом убитого. Инструмент впихнули в дрожащие руки заключенного и выпихнули его вперед - разбирать завалы. Ремонтники идут вперед медленно, дергаясь и замирая от каждого шороха. Вокруг них смыкается сплошная стена из вывороченной земли, утопающих в грязи развалин, постоянно льющаяся с небес вода и трупы, цепляющиеся за штаны скрюченными пальцами. Сейчас, в тучестояние, когда местность освещается только вспышками прожекторов и осветительных ракет, а до ушей то и дело доносился скрип когтей трупоедов, пытающихся достать из-под стальной скорлупы желанное, сочное, сладкое и подгнившее мясо, нервы людей гудели и скрипели, как кабели, прогнувшиеся под намерзшим льдом. Но они продолжали идти вперед, всматриваясь в окружающую тьму. Вот справа от отряда выплывает танк, изрытый воронками, оплавленный, с поникшей пушкой и раздутыми бортами, - результат взрыва боезапаса. Предатели специально лупили по нему так долго, чтобы вместо гордой бронетехники на поле осталась только оплавленная сталь, похожая на извращенное произведение искусства, вышедшее из-под рук какого-нибудь изломанного богемной жизнью художника, который уже несколько лет считает, что обычный свежий воздух пахнет “пеплом” с Циска и лхо. Гаррет только скривился, смотря на такое расходование боевой техники и патронов. Рядом с ржавым остовом лежали два трупа. Танкисты прикрывшиеся обрывком гусеницы. Только укрытия не хватило, чтобы закрыть людей полностью: руки и ноги напоминали виноградную лозу, искромсанную неумелым садоводом. Видно, над их позицией начали взрываться фугасные снаряды, утыкавшие стальными осколками землю и всех, кому не повезло очутиться здесь. Гаррет тихо заглянул под трак. Оттуда на него уставились застывшие в вечном ужасе глаза сослуживцев, прижавшихся друг к другу. Гаррет часто видел такое, когда раскапывал засыпанные после бомбежки окопы и блиндажи. Последним, предсмертным, порывом людей всегда было прижаться друг к другу. Умирать легче, ощущая, что идешь к Трону Императора не один. Наверное, потому что путь туда долог и тернист даже для бессмертной души верного солдата, и пройти всю дорогу лучше в компании. Ремонтник пошарил рукой под траком и сунул два сохранившися письма в армированный карман. Сегодняшняя жатва началась. Командир выпрямился, оглядел трупы и кивнул остальным. Группа двинулась дальше. Техники медленно проползли между обломками когда-то рухнувшего самолета. Краем глаза они заметили, что с одной стороны кто-то снял несколько бронелистов и организовал внутри наблюдательный пункт, обращенный в сторону предателей. Имперские снайперы никогда не теряли возможности осмотреть позиции противников и продырявить несколько хаостиских голов. Сейчас наблюдательный пункт был пуст. Последнюю преграду к намеченному танку - ржавую старую колючую проволоку - отряд преодолел нахрапом, выворотив несколько кольев. Ремонтники перевалились через небольшую гряду и спрятались за бортом Леман Русса - танка, который нужно дотащить до своих позиций, починить и вернуть в бой. Гаррет кивнул подчиненным и, выглянув на секунду, полез под технику. Под стальное брюхо стекала вся вода, что лилась с неба, и командир упал животом в топкое жирное болото. Грязь заляпала лицо и с чавканьем принялась всасывать в себя руки и ноги ремонтника, пропитывая черную форму. Тьма вокруг ремонтника превратилась в сплошное черное полотно: солдаты завесили плащами траки машины и теперь можно включать фонарь. Яркий луч выхватил болото, заляпанные грязью траки и брюхо машины. А еще - труп танкиста, вывалившийся из потайного люка в дне танка. Тело, скрученное неизвестной силой, плавало в грязи, а кишки грязной склизкой грудой плавали в жиже, заляпав бурым говнищем край эвакуационного отверстия. Оборванное, изодранное лицо танкиста плавало в красновато-коричневой грязи, уставившись невидящим взором куда-то в сторону Золотого Трона. Гаррет скривился и снова сплюнул попавшую в рот грязь. Он быстро вытащил письмо из армированного кармана танкиста и бегло осмотрел его форму. Она была изрублена несколькими сильными ударами, словно кто-то когтями рубанул. Ремонтник скривился, словно от зубной боли, представляя, как ему сейчас придется лезть в измазанный трупачиной люк, засовывая голову туда, где не так давно бушевало что-то, разорвавшее человека пополам. Но указы Генерального Штаба Астра Милитариум сильнее любой твари, которая может скрываться в стальной скорлупе. Как говаривал их комиссар: “Если бы нас, штабных, с их печатями выпустили на поле боя, то война уже давно бы закончилась. Демоны сидели бы и заполняли всякую бумажную срань в пяти экземплярах”. Гаррет вытащил револьвер и длинной трубой глушителя отодвинул кишки насколько было возможно. И, вздохнув, полез в люк. Он тут же угодил рукой в разорванные кишки и чуть было не поскользнулся, чудом не угодив обратно в грязь. Негромко чертыхнувшись, командир пополз в стальную скорлупу танка, протискиваясь вплотную к разваленному трупу. Он сунул руку с револьвером в боевой отсек, а потом залез сам. И увидел, почему танк остался в такой целости и сохранности. Внутри машина была залита кровавой кашей, медленно гниющей и превращающейся в густое комковатое красное желе. Оно равномерным слоем покрывало стены, свисало с потолка желеистыми сталактитами. В нем плавали обрывки формы, куски плоти, остатки оружия и кусок лица, срезанный одним быстрым ударом. В застывшем глазе, безвольно уставившимся в изуродованный потолок машины, навсегда впечатался испуг и изумление. Рядом с остатками одного из танкистов виднелась десантная рампа. Краска на ней была счесана до стального блеска, ее покрывали десятки, сотни и тысячи глубоких порезов, а кое-где Гаррет заметил отпечатки зубов. И вот, у самого выхода, валялся тот, кто убил своих товарищей - изуродованный танкист. Его лицо раздалось вширь, кожа треснула под напором демонической морды, прорвавшейся сквозь человеческую личину. Кто-то вселил в гвардейца демона, и тот разодрал весь экипаж на куски. А потом он долгие часы бился о десантную рампу, атакуя ее раз за разом. Он излохматил руки в кровавое месиво, свисающее, словно залитая краской тряпка, сточил и обломал зубы о пласталевую обшивку и издох, полностью истративший всю отпущенную ему силу. Интересно, сколько дней он завывал, запертый в полнейшем одиночестве внутри стальной скорлупы? Гаррет быстро пробежался по тому, что осталось от армированных карманов танкистов, и собрал все письма, не побрезговал даже тем, что лежало в форме бывшего одержимого. После чего легким движением смахнул с кресла механика-водителя остатки головы и уселся на его место. Быстрый взгляд в боковые камеры показал, что его подчиненные споро очищали траки и закрепляли на броне