«Что вы знаете о поэте Вадиме Черняке?» Я знаю о поэте Вадиме Черняке, что он достаточно долго…
И. Кохановский― Я знаю.
Д. Быков― А ты откуда знаешь?
И. Кохановский― Потому что я знаю Черняка.
Д. Быков― Правда? Господи! Кохановский, кого ты не знаешь только? Действительно ты, как та пчела, которая собрала со всех цветов. Тут просто цитируют мне очень хорошую его подборку из «Невы»:
Вот опять заалела осина
на холодном сентябрьском ветру…
Утром будничным Божьего Сына
распинали на голом юру.
Море в гавани тихо плескалось,
колыхало скорлупки ладей…
Караулу вина не досталось,
палачу не хватило гвоздей.
Это действительно сильный поэт. Он был, по-моему, из «магистральцев», если я ничего не путаю, из этого объединения у Левина. Кроме того, писал он некоторое время, как тут написано, в «Комсомольце», печатался в «Новом мире». И был он учеником Слуцкого. Он умер, к сожалению, в 2008 году, Царствие ему небесное. Он был одним из создателей Ефима Самоварщикова — это такой коллективный псевдоним пародийного графомана.
И. Кохановский― Лимерики были у него чудесные.
Д. Быков― О да, лимерики смешные. Но, к сожалению, он практически не печатался при жизни.
Вот вопрос к Наталье Быковой: «Педагог — это призвание? Или можно научиться?» Тут трудно сказать.
Н. Быкова― Научиться всему можно. Но поскольку педагогика не наука, а искусство, то, безусловно, это призвание.
Д. Быков― Ответ хороший. А каким образом можно обнаружить в себе это призвание, хотел бы я знать?
Н. Быкова― Это острое желание учить кого-нибудь, всё равно кого.
Д. Быков― Всех присутствующих приглашают в Баку. Пишут, что в последнее время в городе нет уже того интернационализма и того веселья, а если мы приедем, то сразу всё это будет. Спасибо большое!
«Сижу, как дура, на работе и ковыряюсь в базе данных. Привет и солидарность!» Спасибо, вам тоже. Нет, мы совершенно не чувствуем себя дураками, сидя на работе.
Скажу вам честно, я всегда… И в армии я встречал Новый год, один раз было (потому что на второй-то меня в отпуск отпустили, как мать помнит). Но я хочу сказать, что я люблю встречать Новый год в местах, где люди в это время несут службу, потому что нет суеты праздничной, нет глупостей, все заняты делом и есть какое-то ощущение, что ты как бы делаешь одолжение. Вот это приятно. И мне нравится сидеть сейчас в эфире и встречать таким образом Новый год. И я надеюсь, что так его и проведу. Потому что я чувствую от вас от всех очень сильные ответные токи.
Масса вопросов: «Как надо встречать год Обезьяны? Что надо есть?» Есть надо то, что едят обезьяны. Видите, у нас тут лежат в большом количестве бананы порезанные. Лежит… точнее, лежал ананас, поскольку он лежал в непосредственной близости от сынка и Репринцевой. Но от него кое-что ещё остаётся пока.
Тут очень много было предложений, чтобы мы сделали кризисное меню как образец. Что понимать под кризисным меню, я не знаю. Филатов придумал «крым-брюле» — такое как бы крем-брюле, которое естся в пользу Крыма и с любовью к нему.
Д. Филатов― Нет, это жестоко я придумал, потому что слово «брюле» обозначает «обожжённый».
Д. Быков― Нет, не только «обожжённый». Назовём это «с румяной корочкой».
И кроме того, все пишут, что мы бы больше проявили солидарность со страной, если бы ели сухари. Нет, уверяю вас… Ещё раз говорю: как встретишь, так и проведёшь. На праздник надо радостно выставлять последнее. Я понимаю, что бюджет «Эха» не особенно велик (да и работаю я тут бесплатно, как известно), но то, что «Эхо» ради нас сегодня проставилось — это хорошо. Это значит, что у «Эха» всё будет хорошо. По крайней мере, бананами они будут обеспечены.
Да, говорят, что у нас очень мало тостов. Тостов у нас мало потому, что я не пью вообще, а остальные из-за солидарности со мной пьют мало. Но если кто-то из присутствующих хочет сказать тост, то давайте. Филатов, ты хочешь сказать тост?
Д. Филатов― Игорь Васильевич, по старшинству.
Д. Быков― Игорь Васильевич, скажи тост. Первый советский дауншифтер!
И. Кохановский― Я хочу сказать не тост…
Д. Быков― Ой, не читай, ради бога. Вот это не читай! Про меня не читай. Прочти любое другое, но про меня не читай.
И. Кохановский― А почему?