Д. Быков― Не надо про меня! Ну не будем культ личности тут! Прочти любое другое стихотворение. У тебя есть другое?
И. Кохановский― Нет, другого нет.
Д. Быков― Я тебе сейчас найду в Сети. Сейчас я найду стихи Кохановского в Сети.
И. Кохановский― Понимаете, дело в том, что Быкову недавно было 48 лет.
Д. Быков― Молчи, несчастный!
(Смех.)
И. Кохановский― А чего ты, как барышня?
Д. Быков― Я боюсь. Не надо. Мне было 35. Забудем об этом. Сейчас я найду тебе стихи, а ты пока говори тост. Стихи давай читай. Тост только скажи.
И. Кохановский― Могу и тост, могу и стихи.
Д. Быков― Ты можешь сказать тост? Скажи пока тост. Пока ты говоришь, пока я ищу стихотворение, давай наливай.
И. Кохановский― Этот тост знают все, кто его сейчас выслушает.
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.
За любовь!
Д. Быков― За любовь! Я мысленно с вами.
И. Кохановский― Я тебе дал время подготовиться?
Д. Быков― «Как будто по ступенькам, всё выше и вперёд…»
И. Кохановский― Можно, да?
Д. Быков― Валяй, читай.
И. Кохановский― Называется «Вариант Гоголианы»:
И в ночь под Рождество чиновничьему люду
Приснился страшный сон, как грозный приговор:
Являя торжеству законность — о, чудо! —
Спустившись вдруг с небес, к нам едет ревизор.
Точнее — сам Господь в обличье ревизора,
Уставший наблюдать российский наш бардак,
Чтоб нынешних господ собрать до разговора, —
Да только разговор не клеится никак.
Им невдомёк та прыть, что не престала Богу
И что в России не нравится ему.
«А я пришёл, чтоб быть Навальному в подмогу —
Ему ведь с вами здесь не сладить одному».
Так им промолвил Бог, как резанул наотмашь,
Как тот, что только так с властями говорит,
К кому он нынче смог с небес прийти на помощь,
Чтоб дать понять нам, кто есть правды фаворит.
О, как чиновный хор запел вдруг в один голос!
Как будто бы прижат был фактами к стене,
Сплочённый до сих пор, как зёрна в тучный колос,
Чтоб оправдаться в загубленной стране.
«Зачем нам ревизор? И так живём, не тужим.
В России ревизоры не нужны!
Всё это — сущий вздор и вымысел досужий
Заморской ненавистной стороны!
Зачем нам ревизор? Нам дорого спокойство.
Недаром говорится на Руси:
Чтоб лишний разговор ненужный не завёлся,
Не надо сор из дома выносить.
Зачем нам ревизор? И мы не лыком шиты.
Мы сами всём уладим и решим!
И власти не в укор всё будет шито-крыто,
Ведь главное — спокойство для души».
Увы, но страшный сон был, как обычно, краток…
… подвела под этим сном черту.
Чиновный легион вернулся в свой порядок,
Проснувшись в этот день в горячечном поту.
Д. Быков― Проснувшись, но тем не менее не изменившись.
Тут, кстати, очень много вопросов: как я отношусь к формуле Бродского, что «ворюги мне милее, чем кровопийцы»? Видите ли, я большой разницы не вижу. Мне кажется, что как им скажут, так они и будут. Они могут быть и ворюгами, и кровопийцами с равным удобством, с равным спокойством, как у тебя тут сказано.
И. Кохановский― «Говоришь мне, что олигархи — сплошь евреи? // Но евреи мне милее, чем кровопийцы».
(Смех.)
Д. Быков― Это ты сочинил, да? Фил, а прочти «Февраль. Достал «чернил» и выпил». Ты помнишь это, нет? Ну, это ты и Пастернак как бы. Да, нет?
Д. Филатов― Вообще-то в этом году исполняется ровно 100 лет этому великому стихотворению.
Д. Быков― Точно! 1916 год.
Д. Филатов―
Февраль — достал «чернил» и выпил
за то, что рот страны открыт.
Язык на ветер, словно вымпел,
выбрасывал. Рыгал навзрыд…
Нет, ребята, не буду, не буду.
Д. Быков― Не помнишь? А ты можешь объяснить, что такое «чернила»?
Д. Филатов― Господь с тобой. Васильевич объяснит тебе. «Чернила» — это плодово-ягодное вино ценой от 97 копеек до примерно 1,27 рубля; непрозрачное на вид; в «огнетушителях», как правило — 0,7.