Трансмиссионер
Ее голова уткнулась в потолок сеновала, она вздрагивала, нелепо улыбалась и издавала квакающие звуки, потом смачно громко захрипела и повалилась на меня. Вот оно торжество мужского эго – многократный, безудержный женский оргазм. «Пожалуйста, не задавай вопросы» -ведь то что есть можно испортить простым вопросом: «Когда мы увидимся?». Никогда. Ни в этом измерении, ни с этой девушкой я не буду никогда. Не знаю, где буду завтра, знаю точно, что не здесь. Мы еще немного поласкаемся, потом уснем, потом я исчезну.
Не умру. Напротив появлюсь в незнакомом мне месте с важной миссией, на выполнение которой будут сутки. Я так живу уже тридцать семь лет. Один день в неизвестном мне времени с незнакомыми людьми. Я всегда понимаю их речь, почему-то легко с ними схожусь, ориентируюсь в обычаях и морали данного времени и страны, а остальное экспромт. Все прожитые истории остаются со мной, но действительно выполненных миссий не так много, где-то половина. Например, сегодняшний день: я попал в средневековую Польшу, в дни, когда активно жгли людей на кострах по ряду непонятных причин, если я правильно определил миссию, то я с нею справился. Эту страстную рыжеволосую бестию мне подарил сельский священник, увязший в толкованиях писаний и не способный быстро отыскать нужную главу, в которой бы была четкая граница отличия, где колдунья, а где шлюха, почему рыжие волосы этой девушки колдовство, а огненная шевелюра его пасынка нелепая причуда господа. Если б этот почтенный старикан не надумал брюхатить вдову покойного пекаря, может я бы и не отстоял эту веснушчатую прелестницу и не ночевал бы сейчас на сеновале, на ее пахнувшем коровьим молоком животе.
Она не задавала вопросов, просто очень сильно прижала меня к животу, в котором урчал наш недавний ужин, закрыла глаза и молилась. На красивом польском языке просила удачи, счастья и здоровья мне, молилась за мои сильные руки и зоркие глаза, за мой добрый нрав и хитринку в губах, за тепло, которое сейчас растекается по ее телу, за жизнь, которую мы на недолго отвоевали у смерти и текущих нравов средневековой Польши. Под нежный голос этой жизнеутверждающей молитвы я отключился.
Меня разбудили выстрелы, крики и женский плач. Если это война, то, что на передовой делают женщины, если не война, тогда что? Трансмиссионеры не бессмертны, хотя откуда мне знать я ведь других не знаю, а ранения таскаются за мной по временам и пространствам. Судя по стрекоту это автоматическое оружие с прекрасной убойной силой и высокой эффективностью. Ни завтрака, ни водных процедур моим сегодняшним перемещением предусмотрено не было. Фантазии о коровьем молоке и рыжеволосых польках тоже могут подождать. Пули летели не в мою сторону, а это значит, что я был за спиной у стрелявших. Звук говорил о двух автоматах Калашникова и неумелых стрелках, патроны быстро заканчивались и долго заменялись другими это значит что человек, который держит оружие палит, не разбираясь куда, а скорость замены рожков говорит о том что стреляющий не очень-то понимает что к чему.
Мне нужна была замена патронов в двух автоматах, чтобы избежать шальной пули. Тридцати секундное замешательство позволило мне максимально приблизиться к стрелкам, это были подростки, восседавшие на вершине баррикады. Стрельба не продолжалась, потому что у них закончились патроны. Там же на баррикаде были женщины, похоже именно они издавали крик – визг моего сегодняшнего будильника.
- Вы что подурилы! Разве так можна – кричала женщина на мальчишек – Украина – подумал я - здесь я уже был, когда русский царь Петр со шведами воевал. Интересный народ украинцы готовы терпеть все только бы земля была, чтобы хозяйство вести и войны не было, а тут такое. Мы были в центре большого города, в дыму и копоти от горящих автомобильных покрышек. Я бегом побежал к воюющим и чтобы избежать расспросов быстро начал спрашивать сам, обращаясь к мальчишкам:
- Ну как вы тут?
- Держимся.
- Кто разрешал шмалить из калашей?
- А что мы должны были делать, когда беркут нас начал оттеснять и кидать дымовые шашки?
- Где старший?
- Убег, крыса.
- Зачем беркут провоцировали?
- Старший велел. Мы каждое утро, градус войны проверяли.
- Какой еще градус войны?
- Так старший называл наши вылазки. Обычно в часов шесть, семь перед подъемом чернокрылых, приходим сюда и фигашим булыжниками. Бросаем пока не побегут. За утро получалось три, четыре разбитые головы, а сегодня они были на готове, я булыжник бросил и сразу пулю резиновую схлопотал, а у нас здесь и зажигательные смеси припрятаны были и калаши. Малой только с бутылкой руку вскинул и ему резинка по кисти, прицельно били суки… Мы к старшему, а его и след простыл, зато эти две появились – указал в сторону женщин – та нам еду носит, а вторую я не знаю…