- На какой такой случай!? – повышенным тоном ответила она – Никуда я здесь не останусь.
Я снова посмотрел на два горящих окна.
- Ну, тогда идёмте.
Мы решили спуститься пешком. Семён развернул машину и поставил её передом к лесу. Бензина там, конечно, практически не было, но на небольшую фору в случае бегства мы могли рассчитывать. Мы взяли с собой всё, что посчитали нужным: у Верки на руках был кот, у меня под мышкой таинственный дневник с лиловой обложкой, Семёну – единственному из нас, кому случалось стрелять – досталось ружье.
Только сейчас, когда мои ноги коснулись земли, я смог услышать лес: трель сверчков, далёкое ухание совы и целая симфония, трудноотделимых друг от друга звуков лесной жизни. Это не могло не обрадовать меня. Это говорило о том, что какая-то жизнь, кроме нас, всё-таки существует.
Мы спускались с холма по диагонали, придерживаясь тропы, хотя на прямую было в два раза короче. Семён на правах вооруженного человека шёл впереди. Сначала он шел, выставив дуло вперед. Но после молниеносных доводов от меня и Верки, закинул ружье за лямку на плечо. Верка шла сразу за ним, заботливо прижимая Ваську к груди. Я замыкал шествие.
Послышалось журчание ручейка, который мы легко перешагнули. Я чувствовал в пальцах крошечные разряды. Дом был близок. Он возвышался над нами и, казалось, терпеливо поджидал ночных гостей. Со стороны тропы нам открылся короткий фасад с одним окном, в котором так же горел свет. Внутренне убранство скрывалось от глаз легкой занавеской.
Мы взобрались на террасу перед домом и огляделись. Никакой ограды или штакетника вокруг не было. Тропа из леса свободно входила во внутренний двор, не освещаемый ночным фонарем. Между амбаром, протянувшимся у самого склона, и домом, кажется, что-то росло, но ночью нельзя было разобрать что. Во избежание неприятностей, каковые случаются с непрошенными гостями посреди ночи, мы не пошли сразу к дверям, а решили как-то предупредить о своем присутствии.
Согнутым указательным пальцем, потянувшись на носочках, я несколько раз постучал в стекло одного из окон и тут же отступил на два шага назад, к друзьям. Кот на руках у Верки приподнял мордочку и принюхался к новому воздуху.
- Ладно – сказал я, спустя продолжительную паузу в ожидании хозяйского голоса - Заходим в дом.
У деревянной двери, с массивным медным кольцом вместо ручки, мы невольно прижались друг к другу. Очертания двери выделись рвущимся изнутри светом.
Семён снял ружье с плеча. Я громко постучался кулаком. И тут же позвал:
- Эй! Есть кто-нибудь!?
- Кажется никого – погодя, прошептала Верка.
Тогда мы вошли в дом.
Глава 6
Сразу за дверью была большая комната, условно разделенная надвое разноцветной ширмой. Мы увидели высокую белую печь, круглый стол, несколько деревянных стульев вокруг. По деревянному полу стелились узкие половики-дорожки. В одном углу примитивный умывальник с огромной раковиной и с ведром под ним, домашняя утварь на бревенчатых стенах – всё это напоминало обычный деревенский быт.
Что-то, правда, было не так. Семён задел меня локтем и показал глазами вверх. С деревянного потолка свисала большая лампочка на белом проводе.
- Откуда тут электричество? – тихо спросил он.
- Может быть от генератора …- я пожал плечами и снова прислушался.
По-настоящему настораживала не лампочка, а какой-то неясный звук из-за ширмы, в другой половине дома. Оттуда исходил шипящий щелкающий треск, как от порванного многовольтного кабеля.
Ширма, сшитая из маленьких цветастых лоскутков, была подвешена от одной стены до другой. Нижний край легонько покачивался над полом. Только мы подошли ближе, как кот вырвался из рук ахнувшей Верки и скользнул под ширму.
Мы услышали, как он замяукал.
Затем за ширмой прозвучал женский голос:
- Привет, Василий!
- Марина!? – лицо Семёна озарилось радостным узнаванием.
Он взял ширму за нижний край и медленно поднял её. Как в театре, при открытии занавеса, нам открылась удивительная картина. Слева, у стены, стоял уютный зеленый диванчик с потертостями. Над ним на бревенчатой стене висела размашистая геополитическая карта СССР. Справа, у другой стены, мы увидели сестру Семёна - Марину. Не совсем, конечно, сестру. Точнее сказать, мы увидели её лицо крупным планом в странном телевизоре. Странным он мне тогда показался потому, что был не выпуклый, как обычный советский ящик, а какой-то плоский, словно насильственно разрезанный по середине. По экрану бегали длинные электрические разряды. Они издавали тот самых трескучий звук.