Трава
1. ГОЛОС
Редкие кустики травы пробивались сквозь прогнивший пол заброшенного гаража, как лишнее напоминание о том, что жизнь всегда найдет себе дорогу, пробьется и сквозь затхлые доски, и даже, если надо, сквозь асфальт. Неудержимо. Шон Уитлок осторожно подвинулся, чтобы острый камешек под его поясницей не причинял боли. Впрочем, странно, что он еще чувствовал боль, странно, что он вообще что-то чувствовал. На травинках, топорщившихся, словно крошечные антеннки, виднелись темные пятнышки, засохшие капли крови.
Шон сидел на грязном покрытом сухой травой полу, прислонившись спиной к прохладной серой стене. Пахло сыростью и заплесневелым хлебом. Ребенок на его руках надрывно кричал и тянул вверх свои крошечные сморщенные ладошки. Его голос казался Шону непривычным, незнакомым, словно все это происходило в каком-то фантасмагорическом сне, не иначе. Сейчас он не осознавал в полной мере, что этот истошный голосок и не мог быть знакомым ни ему, ни кому-то еще просто потому, что впервые оглашал мир своим присутствием. Но Шон не имел сил сейчас думать об этом. Просто не мог. Он давно забыл, что такое думать. Тем не менее, он поправил испачканные кровью и землей тряпки, погладил реденькие, еще мокрые волоски на головке человечка и принялся укачивать младенца. Безрезультатно. Малышка упиралась ножками ему в локоть и продолжала плакать, настойчиво требуя первого в своей жизни глотка молока. Шон тупо смотрел одним глазом на маленькое приятного шоколадного цвета личико, которое уже искажала гримаса боли, и не знал, что делать. Не объяснишь же несчастной, что матери у нее нет. От этой мысли стало совсем не по себе.
- Тихо, бедняжка! – сдавленным хрипловатым шепотом произнес Шон.
Глаза увлажнились слезами. К горлу подступил ком, однако молодой человек сдержался. Только поморщился от боли.
- Что толку в слезах? Никто не придет. И ты тоже это поймешь – констатировал он обреченно и теснее прижал к себе хрупкое тельце ребенка, чтобы согреть.
А, быть может, он хотел согреться сам?
Мрачные силуэты разбросанных тут и там вещей топорщились из темноты, и, казалось, вот-вот превратятся в злобных оголодавших крыс. Шон старался не глядеть на них. Особенно страшным казалось смотреть в угол слева, там нечто имело особенно зловещий вид. С противоположной стороны в стене выщерблено несколько кирпичей, поэтому сквозь это нечто вроде окна просачивалась полоска света. «Значит, ночь заканчивается» - подумал Шон. Он не знал, сколько просидел, не сходя с места с ребенком на руках, час, два, а может, и целую жизнь. Жизнь. Что он знал о жизни? Что мог рассказать о своей, если бы кто-то поинтересовался? Что успел познать за свои восемнадцать лет? Пустое. Какая разница, ведь никто не спросит? Это было как заклинание. Он всегда повторял его себе, когда собирался сделать что-то, что казалось неприемлемым или опасным. Какая разница, что творится в твоей душе, если до этого никому нет дела, и даже если ты погибнешь, мир и не вспомнит о тебе? Живи, как можешь, и пока можешь, а там.…Не все ли равно, если в конечном итоге ты, так или иначе, станешь каким-нибудь деревом, кустом, или на худой конец травой! А все и началось с травы.…У него во всяком случае. Кем бы он стал, если бы не трава?
2. БОННИ
- Есть хочешь?
Лицо высокого парня наполовину скрыто капюшоном куртки. Он сидел на ржавой, загаженной голубями ступеньке лестницы, ведшей на чердак высотного дома, и в такт музыке, которую транслировали в его голову наушники, ногой выбивал ритм. В руке зажат дымящийся гамбургер. Мальчик сглотнул слюну, скосил глаза вниз и невольно залюбовался. Новенькие, ослепительно белые кроссовки незнакомца, казалось, блестели и переливались на солнце ярче, чем даже рождественский снег. Он всегда ожидал Рождества, хотя давно уже понял, что Санта не положит ему в носочек подарков. Даже одного подарка. И все-таки каждый раз надеялся, что, возможно, в этот раз Санта окажется добрее, вспомнит и о нем, но каждый раз Санта посылал ему разве что искрящийся, хрустящий под ногами снег.
- Слышь, подойди сюда! – вновь позвал его парень.
Мальчик приблизился. Хотелось поближе рассмотреть кроссовки. Он давно мечтал о таких, но вместо них уже второй год носил стоптанные ботинки, которые получил благодаря программе помощи неимущим.
Он помнил этот момент. Сначала нагрянули копы, и толстуха из социального департамента. Они что-то говорили матери о лишении родительских прав. Ну, та, конечно, испугалась лишиться, но не ребенка, а пособия, и отвела его в специальный магазин, где он получил новую обувь.
- Нравится?
Парень притопнул ногой, и засмеялся, обнажая ряд белых зубов, которые, контрастируя с черной кожей лица, казались еще белее. Затем кивнул и протянул ему откушенный гамбургер. Дразнящий запах заставлял желудок требовательно урчать, и он не мог этого скрыть. С утра он не ел ничего кроме пакетика соленого арахиса за тридцать центов, которые тайком стащил у матери.