Назгул поднялся на крыльцо и стукнул железным кулаком по двери.
— Входи, — сказал Андрей, постаравшись, чтобы его голос не дрожал.
Назгул вошел.
Андрей почему-то думал, что от него будет разить плесенью и могильной гнилью, но ничего подобного в атмосфере комнаты не обнаружилось. Андрей ощутил только легкий запах земли, смешанный с ароматом ездовой виверны.
— Готов ли обещанный эликсир? — поинтересовался назгул.
— Да, конечно, — Андрей прошелся до стеллажа, взял бутылку из-под бренди, на этикетке которой рукой Магистра был начертан красный круг, чтобы Андрей ни в коем случае не перепутал, и вручил эликсир назгулу. — Все, как мы договаривались.
Назгул поднес бутылку к шлему, посмотрел на просвет, убрал под плащ.
— Надеюсь, что оно работает так же, как ты обещал, — сказал назгул.
— О, оно работает, — сказал Андрей.
Он надеялся, что, получив желаемое, страшная нежить сразу же покинет доверенную ему территорию, но верховный назгул и не думал уходить.
— И ты даже не спросишь, кого я выбрал для этого обмена? — поинтересовался он.
— Полагаю, это твое личное дело, — этим ответом Андрей чуть ли не гордился. По его мнению, сам Магистр бы ответил именно так.
У Андрея неплохо получилось играть роль городского травника. Он продавал эликсиры, сверяясь с прейскурантом, который оставил ему Магистр, бесцельно слонялся по лесу, срезая случайные травинки, которые все равно потом вываливал в компостную кучу на огороде, и периодически разжигал огонь в лаборатории, чтобы местные видели, как из домика травника выходит дым, и за эти полтора дня никто не заподозрил в нем самозванца.
Но играть роль Оберона оказалось куда сложнее.
Негромко всхлипнула сталь, Андрей ощутил легкое дуновение воздуха около своего лица. Он не уловил движения, наверное, моргнул в тот момент, когда моргульский клинок покинул ножны, и вот тонкое, длинное, слегка светящееся и исписанное незнакомыми рунами лезвие оказалось в опасной близости от графской шеи.
Ладони Андрея вспыхнули. Это был скорее, рефлекс, чем осознанное действие. Так Андрей реагировал на любую опасность.
— Ты не Оберон, — сказал назгул. — Ты выглядишь, как он, но двигаешься и говоришь иначе. И, кроме того, я чувствую исходящие от тебя эманации страха, а Оберон меня не боялся. Кто ты? И где Первый Игрок?
— Я могу все объяснить, — сказал Андрей.
— И поскорее.
Запасной план у него отсутствовал. Инструкции Магистра были просты. «Вот флакон, придет назгул, отдаешь ему и пусть валит на все четыре стороны».
Но назгул почему-то не свалил, и теперь Андрею придется объясняться с одной из самых могущественных злобных сущностей этого мира.
— Дело в том, что…
— Дело в том, что присутствие здесь этого молодого человека в облике Оберона и есть лучшее доказательство эффективности обещанного тебе эликсира, о великий, — промурлыкала банши, плавно выплывая из стены. — Они оба приняли это снадобье и поменялись местами.
— Пожалуй, это было излишне, — сказал назгул. — Оберону я поверил бы и на слово. А где он сам?
— Он ушел, дабы сделать то, что сам этот молодой человек сделать не в состоянии, — беспощадно объяснила банши.
— Он молод, может быть, он еще научится, — сказал назгул, убирая клинок от графской шеи. — Убери уже свое пламя, юноша, а то еще устроишь здесь пожар, и Оберон по возвращении будет недоволен.
— А, да, конечно, — Андрей спешно погасил огонь.
— Против меня это бы тебе все равно не помогло, — сказал назгул. — Меня не дано убить смертному мужу.
— Э… хорошо, — сказал Андрей.
Чем больше Андрей узнавал об этом странном мире, тем более страшным он ему казался. Его предупреждали о визите назгула, но знать о существовании зла и стоять с этим самым злом лицом к лицу, ощущая холодную сталь совсем недалеко от своей сонной артерии — это все-таки немного разные вещи.
И ведь в этом безумии живут и обычные люди, подумал Андрей. И, судя по тому немногому, что ему довелось увидеть, живут они не хуже, чем те же крепостные в родном мире Андрея.
Он вспомнил, что Магистр говорил ему о балансе. На каждого темного властелина находится свой герой с зачарованным мечом, и здесь это не общие рассуждения и не пустые слова. Здесь это правила игры, и, несмотря на всю ее жестокость, она все равно более справедлива чем то, что творили князь Грозовой и ему подобные в родном мире Андрея.
— Когда Оберон вернется? — спросил назгул.
— Примерно через две недели, — сказал Андрей. — Уже чуть меньше.
— Пожалуй, я навещу его в своем новом облике. Это может быть любопытно, — он повернулся к банши. — Не хочешь ли ты присоединиться к моей армии, о дева? Подоспел новый выводок виверн, и я решил усилить мобильное боевое крыло.