У людей здесь не было интерфейса. Отсутствовали устоявшиеся школы магии и наборы предлагаемых ими заклинаний. Местные недоигроки оперировали голой силой, порой действуя наощупь и до конца не понимая, как это все вообще работает.
В таких условиях решал не скилл, а контроль.
И Магистру, в свое время прокачивавшему все свои способности до тех пор, пока ему не стало лень, в этой области среди местных равных не нашлось.
Что и доказал князь Кирилл Александрович, не сумевший испустить из своих дланей ни единого грозового разряда.
За столиками аристократов, впрочем, как и в задних рядах, где стояли особо приближенные, царило гробовое молчание. Даже супруга свежепреставленного Кирилла Александровича не спешила заламывать руки и рыдать по убиенному супругу. Может быть, была в шоке.
Зато крепостные оживились, и гвардейцам уже стоило некоторого труда сдерживать их попытки подойти поближе и рассмотреть все в подробностях.
Магистр поднялся с травы, не спеша отряхнул одежду и направился к аристократической стороне лужайки. Рядом тут же выросли гвардейцы во главе с капитаном. Гвардейцы выглядели испуганными, а капитан — скорее раздраженным.
Гвардейцы наставили на Магистра свои молниеметы, а капитан обнажил саблю. Не обращая на них никакого внимания, Магистр дошел до местной аристократии и остановился в нескольких метрах от столика, за которым, как он подозревал, восседал новый князь Грозовой.
Уже третий за неполные сутки.
Рядом находился еще десяток стражников, что внушало очередному князю ложное ощущение безопасности.
— Теперь я удовлетворён, — сказал Магистр и протянул вперед правую руку. — Где мои бумаги?
— Ты убил моего отца, — негромко проговорил Михаил Кириллович. — Неужели ты надеешься, что я позволю тебе уйти?
— Была такая мысль.
Губы Михаила Кирилловича изогнулись в презрительной улыбке. Он взял со стола лежащие перед ним бумаги, показал их Магистру, а потом демонстративно разорвал пополам. И еще раз.
Треск бумаги был хорошо слышен в окружающей их гробовой тишине.
Магистр пожал плечами и опустил руку.
— Пока еще не произошло ничего необратимого, — миролюбиво сказал он. — Ты теперь князь и можешь выписать новые.
— И с чего бы я стал делать такую глупость? — осведомился тот.
Он был молод, наверное, совсем недавно достиг местного возраста совершеннолетия, и хотя и считался потенциальным наследником, вряд ли мог рассчитывать на титул главы рода в обозримой перспективе. Впрочем, Магистр всегда считал молодость легко исправимым недостатком, и у князя были бы все шансы легко его исправить, если бы он нашел в себе мудрости, чтобы пережить сегодняшний день.
Магистр уже видел, что не найдет, но решил дать аристократику еще один шанс.
— Ну там, из верности к слову своего отца, например, — сказал он. — Или подобная чушь ныне аристократические умы совсем не заботит?
— Как ты верно подметил, Андрюша, это было слово моего отца, а не мое.
Магистр, которого это вот снисходительное «Андрюша» из уст каждого, кто считал себя выше по положению, сначала забавляло, а теперь начало раздражать, слегка нахмурился. Сам того не подозревая, князь действовал на руку Магистру, увеличивая энтропию, но Оберон решил предоставить ему последнюю попытку.
— Хотя я и убил твоего отца, а до этого — еще и твоего деда, хочу заметить, что все это произошло в рамках правового поля, — сказал Магистр. — А то, что ты сейчас пытаешься начать, называется форменным беспределом.
— Прикончите его! — приказал Михаил Кириллович своим, теперь уже своим, гвардейцам, и несколько пальцев одновременно потянули за спусковые крючки молниеметов.
Как Магистр и ожидал, ничего не произошло.
Глухие щелки и никаких молний. Кто-то даже потряс свое оружие, как будто его могло попросту заклинить.
Магистр задрал голову и посмотрел в безоблачное голубое небо.
— Сегодня неподходящий день для молний.
— Это какой-то трюк? — спросил побледневший Михаил Кириллович, выписывая руками в воздухе сложные фигуры, которые ни к чему, кроме возмущения этого самого воздуха, не приводили. — Как ты это делаешь?
— Но я ничего не делаю, — сказал Магистр. — Я просто стою. Возможно, молнии отказываются служить тому, кто сам служит неправедному делу.