— Кому не спится в ночь глухую? — поинтересовался он. — Кто бродит тут, как тать во тьме?
— Давай не будем сгущать краски, мил человек, — предложил Магистр. — Впусти меня, и мы поговорим.
— Кто ты, отрок?
— Граф Пламенев, — отрекомендовался Магистр.
— Ложь человека не красит. Произнося лживые слова, ты потворствуешь диаволу, — сообщил ему монах. — Граф Пламенев мертв, а ты не похож на умертвие. Хотя, ежели по некоторым косвенным признакам судить, упырь еще тот.
— Я — молодой граф, — сказал Магистр. — Андрей.
— И снова ложь, — сказал монах. — Граф Андрей томится в плену у князя Грозового, властителя этих земель.
— Обстоятельства несколько изменились, — сказал Магистр.
— Да? — монах сделал шаг назад, его руки скользнули под объемную рясу, а когда снова появились на свет, в них был зажат предмет, подозрительно напоминающий обрез. И создавалось такое впечатление, что в полной версии эта штука была здоровенным таким дробовиком, а чертов Андрей утверждал, что у них тут нет огнестрельного оружия.
Но на молниемет или еще какое-то артефактное оружие это не было похоже. Это был типичный обрез, уж в таких вещах Магистр разбирался весьма неплохо.
— Я дам тебе еще один шанс, отрок, ибо в Писании сказано, что даже последние козлы заслуживают еще одного шанса, — сказал монах. — Но выбирай слова тщательно, ибо больше лжи я не потерплю. Как же изменились эти самые обстоятельства?
— Я вызвал князя на поединок и убил его, — сказал Магистр, не уточняя, что эти два события произошли в одно и то же время, и, по сути, были не двумя событиями, а одним. — А потом вызвал на поединок его сына и тоже убил. А потом еще внука прикончил, потому что он мне не глянулся и вел себя слишком дерзко.
— И когда же произошли эти достойные внесения в летописи события? — поинтересовался монах.
— Вчера.
— Как же тебя отпустили живым?
— Вопрос таким образом вообще не стоял, — сказал Магистр. — Люди восстали и власть в поместье теперь принадлежит им.
— Вот он, русский бунт, бессмысленный и беспощадный, — сказал монах. — И теперь ты пришел, чтобы искать укрытия в нашем монастыре?
— Не совсем, — сказал Магистр. — Я пришел за своей сестрой.
— Так за этим тебе, наверное, в женский монастырь надобно.
— А это какой? — озадаченно поинтересовался Магистр.
Монах расхохотался. По-доброму, от души и до слез, так сильно, что на монастырском дворе залаяли проснувшиеся собаки, а обрез чуть не выпал из его рук.
Магистру в этом смехе почудилось что-то знакомое, но пока он не мог сообразить, что.
— А я похож на монашку? — спросил он и свободной рукой погладил свою бороду. — Или мне тебе уд срамной показать, чтобы ты окончательно убедился?
— Вот черт, — сказал Магистр, начиная осознавать свою ошибку. Можно же было догадаться, что в округе может быть построен не один монастырь, и когда он уточнял дорогу у странника, Магистр не уточнял, что ищет именно женский.
— Не ругайся, отрок.
— Извини.
— Так что, показать уд-то?
— Не надо, — сказал Магистр. — А где женский?
— Там, — монах махнул обрезом в ту сторону, откуда Магистр и приехал. — Пара часов, если на лошади. Часа четыре, если на телеге.
— Жаль, нет у меня телеги, — сказал Магистр, разворачиваясь.
— Постой, отрок, — сказал монах. — Зайди, отдохни с дороги, поешь, выпей, чего бог послал. А я пока мальчишку разбужу, чтобы лошадь твою обтер, напоил на накормил. Животине тоже передышка нужна.
— Твоя правда, — согласился Магистр.
Монах отпер ворота, и Магистр завел лошадь на территорию монастыря. Монах кликнул послушника, поручил ему заботу о животном, и пригласил Магистра в небольшую сторожку при входе. Там горела керосиновая лампа, возле которой вились ночные мотыльки, а на столе лежала раскрытая книга.
— Так ты не спал, что ли? — спросил Магистр.
— Нет, просто зачитался, — сказал монах. Он достал из небольшого шкафа хлеб, сыр и холодное мясо, поставил на стол. Добавил к натюрморту бутылку красного вина, уже открытую.
— Не слишком ли поздно для этого? — спросил Магистр. — Или не слишком рано?
— За знакомство в любое время выпить не грех, — сказал монах.
— Не помню, чтобы ты мне представился.
— Зови меня братом Виталием, отрок.
Магистр присмотрелся и… Если убрать десяток лет и десяток килограммов, чуть укоротить бороду и подровнять волосы… Теперь понятно, почему монах показался ему знакомым.