— Вся эта множественная вселенная — одна большая деревня, — пробормотал Магистр.
Наверное, когда-то это была чудесная лесная поляна. Покрытая изумрудной травой, здесь росли цветочки, над которыми порхали бабочки и феи, здесь прыгали зайчики, танцевали оленята, и какая-нибудь принцесса могла бы услаждать их слух своим пением, или что там обычно происходит на лесных полянах, Сумкин в этом ни черта не разбирался, да и не хотел.
Сейчас все здесь было вытоптано сотнями грубых сапог людей, которые переносили тяжелые грузы. Валялся мусор, кое-где встречались вонючие окурки от папирос.
— Это здесь, — сказал Андрей, но в пояснении не было необходимости. Сумкин и так видел, что это здесь.
Он осмотрел местность обычным зрением, но ничего не обнаружил.
Тогда он включил магическое зрение, и сразу же наткнулся на след. Разрыв реальности проходил здесь. Сумкин провел рукой по воздуху, очерчивая контуры червоточины. Разрыв границы между вселенными уже затянулся, но ткань была тонка, и если достаточно сильно на нее надавить…
Сумкин не стал экспериментировать, понимая, что даже его энергии не хватит для открытия прохода. Если прихватить с собой десяток адептов из академии, да снабдить каждого заряженными маной кристаллами, может быть, что-то и получится, и то не факт.
Странно, что Виталик здесь ничего не нашел.
Хотя нет, не странно. Виталик мог видеть исходный код Системы, но границу воздвигли не Архитекторы и она не была частью игровых миров.
Что ж, пусть это будет план Б.
— Я не отвлекаю? — спросил Андрей.
— Нет, я уже увидел все, что хотел.
— Тогда можно спросить?
— Спрашивай, — демократично сказал Сумкин. Андрей был выходцем из другой вселенной, существование которой угрожало стабильности Системы, но сейчас они были в одной лодке.
— Оберон… кто он?
— Первый Игрок.
— Да, но что это значит?
— Это значит, что он был тут раньше всех, — сказал Сумкин. — Застал создание всего вот этого. Может быть, даже участвовал.
— Тогда получается, что он ровесник богов?
— Этот мир создали не боги, — сказал Сумкин. — Это долгая история, и если тебе интересно, я могу прислать тебе пару книг на тему.
— Но он хороший человек?
— Он не человек, — сказал Сумкин. — Ему несколько тысяч лет. Полагаю, что за это время он успел побывать и хорошим, и плохим, и вообще кем угодно. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что я хочу знать, спасет ли он мою сестру.
— Без понятия, — честно сказал Сумкин. — Зависит от того, какое у него в нужный момент настроение будет. Если он тебе обещал, то какие-то шансы наверняка есть.
— Но вы же считаете, что он это все специально подстроил.
— Магистр — существо сложное, — сказал Сумкин. — Когда имеешь с ним дело, ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Иногда мне кажется, что его мотивы до конца непонятны и ему самому.
— У меня больше никого нет, — сказал Андрей.
— Сочувствую.
— И что же мне делать?
— Надеяться, — сказал Сумкин. — И ждать. Через две недели должна наступить какая-то определенность.
— Или нет.
— Или нет.
Они выпили за знакомство.
Магистр соорудил себе бутерброд и отметил, что в монастыре еда получше, чем в бараке у крепостных. Брат Виталий терпеливо ждал, пока он дожует и перелистывал страницы книги. Судя по иллюстрациям, больше напоминающим чертежи, чем рисунки, книга была не церковной.
— Все братья ходят с дробовиками? — поинтересовался Магистр.
— Дробовик? Ты где-то видел дробовик, отрок?
— Э…
— Тебе, должно быть, показалось, — сказал брат Виталий. — Не было здесь никакого дробовика. Оружие, использующее порох, строжайше запрещено императорским эдиктом.
— Почему? — спросил Магистр, хотя он уже и сам догадывался.
— Честный ответ будет граничить с государственной изменой.
— Я никому не расскажу, — пообещал Магистр. — К тому же, я и сам бунтовщик.
— Порох и свинец уравнивают шансы, — сказал брат Виталий. — А наше дворянство равных шансов не любит. Где это видано, чтобы дворянское отродье, получившее дар своего рода, отучившееся в академии, постигающее тайны и годами совершенствующее свои способности, мог пристрелить любой безродный, у которого есть две руки и хотя бы один глаз, после десятиминутного инструктажа?
Это звучало разумно. Дворяне могли контролировать производство и оборот артефактного оружия, но огнестрел могли создавать обычные люди, и никакая магия им для этого не требовалась. Однако, сам факт, что монах обладал запрещенным предметом, заставлял задуматься и поднимал вопросы.