Это, братцы вы мои, как голливудские фильмы о войне в Ираке. Прекрасно знаешь, что не Ирак вторгся в Америку, а Америка в Ирак — тем не менее смотришь и сочувствуешь америкосам…
Да, но, если наша работа заключается в том, чтобы лохматые ежедневно (еженощно) накачивали нас своей пропагандой, то это, простите, не пропаганда, а полный идиотизм. Против кого настраивает Мымра Володеньку Турухина? Против Володеньки Турухина? Ор-ригинально…
Нет, что-то тут Лёха не додумал. Мягко говоря. Если совсем честно, то версия его — откровенный бред, сведения, выуженные из собственной подкорки. Вообразил картинку — и сам в неё поверил. А картинка, между тем, весьма сомнительная, вдобавок отдающая плагиатом: механические спецназовцы — опять-таки чистый Голливуд! И что вообще можно сделать с лохматым, если он способен исчезнуть в любую секунду? Кстати, а тебе, Володенька, известно, чем они занимаются, когда их здесь нет? Вот то-то же…
Рассуждения я не закончил, ибо задремал. Снились Мымра, война в Ираке, падающая в сугроб Танька.
Потом в крышку моего гроба постучали. Открыл, взглянул. Надо мной склонялась довольная, я бы даже сказал, торжественная мордень Вадима.
— Вылазь, — приказал он. — Есть повод…
Вылез.
— Случилось что-нибудь?
— Случилось…
Я последовал за ним. Вскоре из шевелящихся бликов восстала навстречу смутная ледяная гора. И два белёсых силуэта… Два?
— Кто второй? Лёха?
— Угу…
Слава богу! Надо полагать, Обмылок разрешил устроить проводы. Значит, успею и помириться, и кое о чём выспросить…
Мы подошли к футляру вплотную. Лера сияла, а Лёха, похоже, был малость смущён. Я пригляделся и вдруг увидел, что череп бунтаря, равно как и челюсть, и всё остальное, гладок и стерильно чист.
Глава 12
ПРЕДВЕСТИЯ
— Нет, ты скажи, чем тебя Обмылок охмурил! — не унимался Вадим. — Зарплату прибавил?
Лёха поморщился.
— О деньгах мы вообще не говорили…
— А чем тогда?
— Н-ну… выяснились новые обстоятельства…
— Какие?
— Так тебе и скажи…
Алексей был, как всегда, загадочен, но теперь загадочность эта внушала нам надежду, придавала сил.
— Неужели нет никакой свалки? — предположил я.
Раскаявшийся бунтарь надолго задержал на мне взгляд и вроде бы заколебался.
— Есть, — вымолвил он наконец. — Но это совсем не то, что мы думали…
— А что? — изнемогая от любопытства, спросила Валерия. — Что, Лёшенька?..
Лёшенька ухмыльнулся.
— Не скажу, — объявил он. — А то жить неинтересно станет.
— Ну Лё-оша-а…
Возможно, Алексей блефовал. Опять-таки, как всегда. Однако факт оставался фактом: наладчик явно выдал ему по секрету нечто такое, что непреклонный Лёха пошёл на попятную.
— Знаешь, как это называется? — выпалила Валерия. — Гордыня паче чаяния!
— Ты хотела сказать, смирение паче гордыни?..
— Какая разница?!
Вытрясти нам из него в тот раз так ничего и не удалось. Лера надулась — не могла уразуметь, как это вообще возможно: узнать что-либо и ни с кем не поделиться? Она-то сама давно бы уже выложила втрое больше, чем разведала. Вадим отнёсся к Лёхиной неуступчивости куда уважительней: приказ есть приказ. Потому как порядок должен быть.
Что до меня, то я решил выждать и при случае потолковать наедине. Долго ждать не пришлось. Лёха подошёл ко мне сам.
— Я в тот раз на тебя наехал… — хмуро напомнил он. — Извини. Нервный дёрг, сам понимаешь…
Каждый раз, когда передо мной за что-либо извиняются (как видите, бывает и такое), мне почему-то становится стыдно. Такой уж дурацкий характер.
— Да это я скорее наехал… — пробормотал я, пряча глаза.
Однако Лёхе было не до сантиментов.
— Короче, всё, что я тебе тогда говорил, забудь, — велел он. — Всё не так. Всё гораздо хуже.
От таких слов неловкость моя вмиг прошла, и я уставился на него с недоверием. Удивительно. Всё гораздо хуже, и тем не менее бодр Алексей, собран, никакой расслабухи, никакого уныния. Хотя, возможно, он из тех людей, для которых любая определённость лучше самых радужных надежд и фантазий.
— Перетёрли? — спросил я, понизив голос.
— С наладчиком? — уточнил Лёха. — Перетёрли… Кое-что перетёрли… — Медленно усмехнулся. — Андроид, знай своё место… — внезапно выговорил он как бы про себя.