Поцелуй любви - вот чего нас спасёт! Чего может быть лучше! Какой же я был дурак! Недаром, в сказаниях говорят об энтом столь много!
Фредерик посмотрел на прекрасное лицо. В чарующие и бездонные, зелёные, зарёванные глаза. И наклонился.
- Я просто пришёл обнять тебя, сказать, как сильно я тебя люблю! - квакающе забулькал он.
Лицо Изольды залили отвратно воняющие желчь и слюни. Пахнуло протухшим мясом, алкоголем, речной вонью и трупом. Она открыла ротик во всю ширь, и вновь истошно закричала. Мерзкая субстанция капнула вовнутрь. Изольда продолжала вопить. И Фредерик закрыл её прекрасные уста поцелуем.
Он невольно зажмурился от блаженства. Её губы были по-настоящему сладки, как спелый фрукт. Фредерик навалился на извивающуюся, как уж на сковороде, девушку.
Во всяком случае, он вспомнил всё чудесное былое. Осталось вспомнить ей и ответить. И она ответила. Но совсем не так, как он хотел.
От тошнотворного прикосновения желудок скрутило. Зловоние выворачивало наизнанку. Пытаясь остаться в сознании, Изольда отчаянно продолжала сопротивляться. И таки исхитрилась лягнуть загорелой коленкой Фредерика в пах. От боли он выпучил, и без того выпученные зенки. Казалось, они сейчас выскочат из орбит. Но слишком она была сладкой. И он упорно продолжил поцелуй. Изольда с омерзением почувствовала, как у неё во рту шевелится, точно змея, длинный, поганый язык. И лезет в горло. Начав давиться рвотными массами, она укусила. Со всей силы.
Агония пронзила все оставшиеся нервы. Теперь визжал Фредерик. Он отстранился, брызжа чёрной жижей из откусанного языка. Судорожно мотавшегося во все стороны, будто оборванное щупальце. Задрав морду к луне, подёрнутой одиноким облаком, Фредерик верещал на всю округу.
Он наклонился снова. Изольда, изловчившись, снова лягнула его туда, где при жизни он предпочитал нежные поглаживания и ласки. Плюнула ему в рожу, возвращая желчь, слюни, и кусок языка. Ощутила, что он сбавил натиск. И выгнулась дугой.
И она почти сбросила проклятого утопца. Но Фредерик, отчаянно, яростно, поцеловал её ещё раз. Одновременно кусая.
Потекла тёплая струйка крови. Лишая разум Фредерика последнего здравого смысла.
Теперь Изольда была не только сладкой. А ещё и вкусной. Очень и очень вкусной. Будоражаще вкусной. Животные инстинкты окончательно взяли вверх. Он сжал челюсти.
Изольда душераздирающе заорала.
Что-то чавкнуло. Хрустнуло. Теперь крови было больше. Гораздо больше. И крови вкуснейшей.
Изольда коротко пискнула и обмякла.
Фредерик совсем не соображал. Хотел было откусить ещё, дурманящей, манящей плоти. Но его голова закачалась от добротного пинка. Фредерик выпрямился, стоя на коленях.
Над ним возвышался кмет, в одних панталонах, замахиваясь поленом. Рядом упал не завязанный лапоть, слетевший при ударе.
- Я те ща башку снесу, паскудник! Ишь чего…
И тут дверь распахнулась, проливая свет. Одинокое облако открыло луну.
Кмет неожиданно тонко пискнул, шарахнулся, запнулся, и упал на пятую точку.
- Изольда, деточка!.. - В дверной проём, широко расставив ноги и грозно замахнувшись сковородой, выскочила бабка Изольды. Она громко ахнула, увидев алое месиво на лице внучки. А когда подняла взор, на рычащее, залитое кровью и сукровицей чудовище, ахнула ещё раз. Тихо. И рухнула в сенях.
- Лю-ю-юди-и-и! - зычно заголосила какая-то баба через дорогу с ручьём. Это была местная знахарка, Настасья. Её большие и выпуклые, дикие очи сверкали в темноте и были ещё больше обычного. - Карау-у-ул!
Загрохотал и затрясся навес.
- Изольда! - пробасил кто-то с навеса, голосом её папаши.
Прибежали еще три батрака. Кто в одной штанине, а кто босиком. Замерли подле товарища. Замерли в ступоре, одинаково вращая круглейшими глазищами.
Изольда застонала, приходя в себя. Фредерик потянулся к ней. С навеса метнулась тень. Фредерика сбросило с возлюбленной. Придавило к земле. Свирепея, упёршись на лапы, он начал вставать.
Цепные псы неистовствовали у сарая. Лай деревенских собак был всё ближе. К голосящей бабе присоединился сосед и пара крестьян. Фредерик завертелся, пытаясь сбросить раздражающую ношу.
- Чего стоите, сучьи дети?! Бейте чудище! - Пробасила ноша, щедро осыпая Фредерика тумаками.
Батраки кивнули. И подняли своего товарища с воплем: «Давай, Пронька, бей!» Он замахнулся поленом, издав боевой клич. Смесь женского писка при виде мыши, с кряхтением человека коего мучает запор. Но когда Проньку подтолкнули в спину, медлить он не стал, а пошёл в драку. Кмет приложил Фредерика поленом в висок. Мир засверкал звёздами. Фредерик зашатался, его повело. Поэтому удар дубины другого батрака, того, что был в одной штанине, пришёлся прямо по хребту отца Изольды. Он сдавленно охнул, но хвата не разжал. Прибежавшая первой, чёрно-белая собачка, залилась лаем.