Пёс Никитка и Андрэ Мореход присели. И первое, что они увидели, был срывающий с себя порванную одежду с бельевых верёвок, ужасный монстр. Фредерик набрал воздуха, и дико завизжал от отчаяния, ярости и боли.
Андрэ Мореход тоже вдохнул, его изъеденное язвами сифилиса бородатое лицо исказилось в полоумной гримасе. И заорал дурным голосом:
- Вомпер!
Спустя секунду, и пёс, и человек, громогласно испражнились под себя. Никитка в траву, а Мореход - в штаны.
Из-за простынь прибежала Алёна, размахивая палашом.
- Да твою ж мать! Ты опять за своё!.. - она осеклась, переводя взгляд с Андрэ, на проломленную остатками телеги, стену хаты. А потом она посмотрела на хватающего Изольду Фредерика. - А-а-а! Демоны!
Притопал её муж Никола. Глянул на всё это дело в той же последовательности.
- Сука… Сука! Сука!!!
Никитка залился лаем. Андрэ попытался вцепиться в бутылку, но тут же отбросил, и начал молиться всем Богам. Фредерик, с Изольдой на плече, вломился в хату. Никитка за ними. Следом Алёна с мужем.
Собачий лай и людские крики приближались. Где-то и вправду, из-за чьей-то паники занялся пожар. И не один. Кошмарный переполох в деревне нарастал.
Фредерик проломился сквозь комнатки, перевернул стол с играми и бутылками. Пробежал по широкой кровати, на кой были разбросаны всякие странные вещи. Собачий ошейник, хоть у Алёны пёс был во дворе. Ремни, верёвки, плеть, и замысловато выструганное из древесины мужское достоинство, в банке с вареньем. Большего Фредерик рассмотреть не успел - бесноватая эльфка Юлиана дико завизжала и огрела его скалкой. Укушенный Никиткой, Фредерик продрался сквозь хату Алёны, и выскочил из другой двери.
Он совсем выбился из сил. Рана на шее, ушибы, укусы, вывернутая при падении с телеги безумия нога. Воздух, казавшийся раскалённым, иссушал кожу. Жабры скручивало судорогой при каждом вдохе. Лёгкие пылали. На плечо давила скулящая в обмороке Изольда. Крики и лай. Храп коней. Грохот и шум. Всё это выводило из себя. Сводило с ума. Лишало воли. Но и заставляло его свирепеть. Ведь он хотел сказать любимой, что хотел. Поцеловать. И поесть вкуснейшего мяса. И они бы снова держались за руки под луной, и всё было бы чудесно, как раньше.
А посему Фредерик упорно бежал, отбивая атаки собак.
В чудовищной суматохе никто не понимал, где монстр. Или, не хотел понимать. Фредерик знал, окажись он на главной дороге с ручьём, его заметят. Поэтому он нёсся сквозь дворы, пользуясь прикрытием деревьев и развешанного белья.
Ворвавшись в халупу к низушке Ясечке, Фредерик остолбенел. Она была самой милой и невинной на вид девушкой во всей округе. И как оказалось, на вид. Большая крышка в земляной погреб была распахнута. Из него струился красный свет. Ясечка, спешно задувавшая свечи, пялилась из погреба на утопца, открыв ротик. Фредерик - пялился, раскрыв рот, на низушку. В центре пентаграммы, нарисованной кровью голубей, коих разводила низушка, парила магическая проекция обнаженной женщины. Из-под чёрной шляпки с широкими полями и брошкой в виде змеи, вились волосы цвета воронова крыла, ниспадая на красивый бюст. Её губы, перемазанные в крови, разошлись от безмерного удивления, оголяя вампирские клыки. На стенах погреба висели плакаты и гобелены, а на полу валялись брошюры, изображающие такие непотребства и срам, что Фредерик ломанулся наутёк, стараясь это всё немедля забыть.
Совершив несколько диких прыжков и манёвров, вереща от боли, он вторгся в чей-то дом. Где почему-то все были внутри, а не снаружи. Чей это был дом, Фредерик сообразил тут же, едва увидев громадные груди, которые не в силах была прикрыть женская ручка. Спустя мгновение, он догадался, почему все не во дворе.
Видимо, когда крики и паника стали оглушающими, а телега безумия будила всю округу, все кто был в доме, повыскакивали из кроватей. В свете свечей встретились на первом этаже. Фредерик перевёл взгляд с Прадеда - он стоял посреди зала, расставив узловатые руки в разные стороны, под свисающими пучками трав, благовоний, и вязанкой чеснока. На Аксению Арбузные Сиськи, застывшую у шкафа с соленьями. Она была в одних панталонах. Левой рукой она прикрывала «роскошные титьки», а в правой, держала тесак. За её спиной прятался, Фредерик не поверил своим глазам - рыбак Максимка. Синие глазищи Аксении пылали стыдом, и, праведным гневом. Отчего именно ещё и гневом, становилось ясно, едва взглянув на её мужа, Егора Травника, скрипевшего зубами подле заднего входа. Рубаха его была напялена шиворот-навыворот, а сам он - весь в сене и губной помаде. Взор у него горел так же, как и у Аксении, а в кулаке он сжимал чугунный ковш. На лестнице на второй этаж, стояли мать и бабка Аксении, одинаково прижимавшие ко рту ладони. Напряжение столь сильно дрожало в воздухе, что люди не сразу заметили незваного гостя и его скулящую ношу.