Утопец жевал и доставал предметы, смешанные в причудливую кашу. Краски, чернила, пергамент, мёд, пропитанные нектаром полевых цветов женская сорочка и панталоны. Всё это, даже по отдельности, особенно одежда, казалось чем-то до боли знакомым. Родным. А в смешанном же виде, давало упоительное, великолепное благоухание. Пахло Изольдой.
Фредерик задёргался в экстазе, задрав голову и прижимая к морде бельё той, кого продолжал безумно любить до сих пор. Посмотрев вперёд, он увидел разукрашенный дом. Из подсолнухов выглядывали лица. На одном из людей была напялена енотовая шапка. Фредерик подумал, что, наверное, когда-то их знал. Но, это было неважно. Он наслаждался цветочным амбре.
Боковым зрением он заметил движение слева. Повернул вздутую башку. И ощерился улыбкой.
Подле него стоял худой, необычайно бледный человек. Несмотря на сапоги, такие же пыльные и чёрные, как и штаны - незнакомец подкрался незаметно. Не хрустнула ни веточка, ни улитка - всё так же поквакивали лягушки и потрескивали цикады, а над беловолосой головой продолжали шелестеть листья дуба. Длинные и седые волосы до плеч, были собраны в хвост на затылке. Из-под повязки на лбу смотрели удивительные, жёлтые глаза. Кошачьи глаза. Блики солнца плясали на занесённом острие серебряного меча. Серебрились на шипах чёрных кожаных перчаток. Мерцали на пузырьках зелий в ячейках коричневого ремня, пересекающего грудь. Человек был недвижим, точно статуя. Лишь ветер колыхал седые пряди. Да поверх жилета на белой рубахе, дрожал медальон с изображением волка.
Теперь Фредерик был уверен, что всё-таки знает его. Это был он. Ведьмак. Белый Волк.
Фредерик, наконец, вспомнил его имя, и радостно, булькающе и квакающе рассмеялся. Вытянул измазанную в крови руку и указал когтистым пальцем.
- Геральт из Ривии! - так же радостно и булькающе проквакал он.
Человек не дрогнул, лишь вертикальные зрачки немного расширились, а потом сузились обратно.
Фредерик потерял интерес к ведьмаку - слишком дивным был аромат из корзины. Он принялся пожирать содержимое и тереться мордой о панталоны. Пришелец выкрикнул некую магическую формулу. Что-то спросил, но утопец не разобрал слов. В нём поднималась волна дикого раздражения - он хотел съесть милую сердцу ткань, рвал на лоскуты гнилыми зубами - но это было не мясо.
Человек, теперь он был ближе, и возвышался над ним, окликнул его несколько раз, всё громче и громче. Утопец вскочил в бешенстве, таращась на надоедливого незваного гостя.
Седой не дрогнул, лишь коротко буркнул:
- Зараза!
Утопец развёл руки и яростно зашипел на незнакомца, готовясь к смертельно опасному прыжку. Он был зол. Он хотел мяса. Тень сознания Фредерика успела подумать, что возможно, откуда-то этого человека он знает.
А потом, седой молниеносно рубанул, распоров воздух. Неуловимым глазу движением - только что его меч был над правым плечом, и тут же он слева. А между ними - серебряная, похожая на веер, вспышка. Серебряная боль разрубила шею, обожгла. И мир перед глазами Фредерика завертелся.
***
Виталь де Темоо сосредоточенно писал на обратной стороне пергамента старого объявления. Шелестели подсолнухи. По двору сонно шастали еноты. Поковыряв в носу, солтыс «выудил козюлю», и метко, щелчком, выстрелил ею в проходящую мимо жену. Мария хмыкнула, дала ему по лбу деревянной ложкой, и пошла дальше, размешивая тесто. Солтыс поморщился, потрогал распухший, перебитый нос. Вздохнул. Но улыбнулся. Он был рад, что жена реагирует на шутки юмором. Им всем сейчас не мешало бы немного разрядиться. Отвлечься, от произошедшей трагедии. И, грядущей ночи. Он почесал затылок, поправил енотовую шапку, и уставился на берег.
Безутешный отец Изольды сидел на разбитом причале и смотрел на реку. И пьянствовал. В ожидании ночи. Солтыс вздохнул. Виталь де Темоо вспомнил его опухшее лицо, щетину и перегар. Покачал головой. Погладил лежащего на коленях енота. Вздохнул.
Чуть ближе, где ручей расширялся, играли деревенские дети, разыгрывая сценку убийства утопца. Резвились слишком рьяно, словно хотели вымотаться и крепко спать, когда зайдёт солнце. И солтыс прекрасно их понимал. Маленький, выбранный по жребию, ведьмак, выдавал воистину геройскую речь писклявым голосишкой. Маленький, ряженный утопец, рычал и нападал. «Ведьмак» махал палкой, и вверх подбрасывали, сшитую из тряпья башку треклятой твари. А после, все её пинали и танцевали вокруг. И, всё шло по новой. Солтыс увидел мелькнувшую в косой сажени от земли рожу. Большие глаза - пуговицы, и размалёванные углём зубы. В этот раз голова пугала закружилась в воздухе, достав до листьев дерева. Как тогда, недели две назад. Когда тот ведьмак отрубил голову поганому трупоеду.