Материалы, которыми Даша привыкла пользоваться в работе, в Интернете, конечно, не найдешь – да и в книгах тоже. Все данные строго секретны, а потому доступны только в институтской локальной сети. Неудобно, конечно, но ничего не поделаешь. Хуже, когда нет и этого – как теперь, например…
Дожевав последнюю лепешку, Даша отставила поднос (лучше б йогурт, конечно, да где его тут взять?)
– Может быть, еще чего-нибудь желаете?
– Нет, благодарю.
– В таком случае, наверное, ляжете отдохнуть?
– Да, полагаю.
Но «отдыхалось» ей плохо. В голове вертелась то грядущая аудиенция, то кое-что еще и похуже… Полдень уже, больше суток, как она тут торчит, а помощи так и нет. Надо бы еще раз помудрить с датчиком. Функцию аудиозвонка она так пока и не пробовала. Чем черт не шутит?.. Но не при Таффи же? А та, похоже, оставлять ее не собиралась.
– Таффи, – решилась она наконец. – Скажите, а когда обед?
– Обед? – вновь обрадовалась та отчего-то. – Скоро, скоро принесут уже. Но если угодно, я могу и сейчас…
– Да, если Вас не затруднит.
– Конечно, не затруднит! Вы только… подождите минутку…
Она вскочила и тут же исчезала за дверью.
Даша уже держала датчик наготове.
Начать она решила сразу с главного – и так времени в обрез. На экране появилась прежняя, ненавистная ей уже змейка. Одно «кольцо», два, три… Всё. Черный экран. Эх, не случилось всё же чуда.
На второй раз прибор вырубился на первом же звене, на третий дотянул до середины. Даша швырнула его на постель с такой силой, что, отскочив, тот ускакал на пол.
Чертыхнувшись, она перегнулась вниз (голова сразу закружилась – не то от резкого движения, не то от испуга – если пропадет – всё, кранты). К счастью, рука быстро нащупала искомое.
Четвертая попытка. Шажок… Еще один… Еще…
Даша отвела глаза в сторону (может, не нравится ему, когда на него смотрят?..)
За окном светило солнце, слышались чьи-то голоса… Таффи, наверное, сейчас уже вернется – пора…
– Прием! – крикнул вдруг кто-то негромко, но совершенно отчетливо.
Даша подскочила.
– Прием! – повторил тот же голос.
На экране проекции была уже не треклятая полоса, а значок телефонной трубки с разлетающимися во все стороны волнами…
– Прием! – крикнули оттуда в третий раз, и на сей раз она узнала: Константин Федорович Осокин, куратор внештатных ситуаций. Услыхать хоть раз на задании его голос – страшный сон любого институтского сотрудника. Но сейчас она была ему рада.
– Прием! – крикнула Даша в ответ. – Прием! Как слышите?..
– Слышим. Доложите обстановку.
– ЧП, – сердце колотилось так, что Даша едва слышала собственный голос. – Уровень сложности – максимальный. Самостоятельно… не устранить. Требуется помощь.
– Поняли, – ответил Осокин. – Ваши координаты?
Дрожащим пальцем она щелкнула на боку датчика кнопку вызова и переключения меню; трубка исчезла – скрылась за столбцом строк… Глаза не сразу отыскали нужное – буквы прыгали, путались… Но вот и заветные цифры.
– Двадцать восемь градусов семьдесят пять…
Дверь позади распахнулась.
Даша схватила датчик, дернула рычаг. Проекция мгновенно погасла.
«Ох, Таффи, не могла полминуты подождать», – стиснула она зубы – и обернулась.
Однако в дверях стояла вовсе не Таффи.
Дашино сердце – в который уже раз за эти злосчастные два дня – решило, кажется, немного полетать.
– С кем Вы только что говорили? – спросил вошедший вместо приветствия; он уже затворил дверь и теперь стоял у изножья ее постели.
– Я?! – глупо переспросила Даша. – Ни с кем…
– Однако я определенно слышал голоса, – он быстро окинул взглядом комнату. – И никого здесь кроме Вас не вижу.
– Да… Таффи… Госпожа Холлис… вышла…
– Знаю. Но кто же тогда говорил?
– Я, должно быть…
– Что, сами с собой?
– Да. Привычка такая.
Он высоко вскинул брови, но возражать не стал.
Наступило молчание.
Принц (а это был, разумеется, он) смотрел на Дашу в упор, а та – на него, хоть оказалось это делом не из легких. Странно: вообще-то робеть ей перед мужчинами не пристало (обычно бывало как раз наоборот).
Впрочем, чему тут удивляться – любая бы сдрейфила, вперься в нее так кто. А принимая во внимания всю совокупность обстоятельств, так и вовсе – простительно.
Дашино досадное смущение, однако, на ее наблюдательности отнюдь не сказалось – и она не без удивления отметила, что и принц, по-видимому, немало стушевался. Во всяком случае, то, что она читала сейчас в его взгляде, трудно было определить как «холодно-горделивую надменность» (наиболее частая из встречавшихся в литературе характеристик, да и изобразительный ряд в общем-то соответствовал).