Впрочем, Ларэн был, очевидно, не тем, кто мог бы разрешить для нее эти вопросы. Он, конечно, весьма неглуп, но основную версию, как сам же выразился, под сомнение не поставит. Тем более, на первый взгляд, та и правда не лишена логики: по ошибке едва не прикончить одного брата вместо другого… И раз уж речь всё равно о нем зашла…
– А… Ваш брат? Где в это время был он?
– Точно не знаю. Кажется, в одной из смежных галерей… В зале ведь множество входов и выходов, не только центральный… Во всяком случае, не на виду… Но и не слишком далеко – заслышав шум, он возвратился…
Да, да, знаем мы это уже. Надо бы, кстати, пользуясь случаем…
– Ваше Высочество, – проговорила она поспешно, пока сомнение не взяло верх, – Ваша благодарность мне, безусловна, весьма лестна, но, полагаю, на сей раз это мне следовало бы Вас благодарить. Возможно, не Вас лично, однако… – она прервалась, не зная, как закончить (эх, да сам как-нибудь поймет!)
Принц, несомненно, понял – и, кажется, чуть даже покраснел:
– Что Вы, – пробормотал он, – не сто́ит благодарности, определенно не сто́ит… После всего, чем мы Вам обязаны… Это наш долг, так сказать… Да и будь на Вашем месте кто-либо иной… – он осекся и закончил неожиданно: – В любом случае, если уж Вам непременно угодно, думаю, в скором времени Вам представится возможность сказать эти слова… по адресу. Мой брат, несомненно, тоже пожелает Вас видеть – как и мой отец.
М-да, вот уж обрадовал, нечего сказать…
Вероятно, мысль эта отразилась на ее лице, потому что Ларэн поспешно добавил:
– Не сейчас, безусловно… Когда Вы вполне…
Ну, еще лучше – туда же, вслед за Холлисом… А может, впрочем, оно и правда к лучшему – и тем лучше, чем дольше так останется. А то и правда ведь – снизойдут…
– Да, Ваше Высочество, – кивнула она с любезной улыбкой, – разумеется.
Снисходить до нее, впрочем, никто не спешил – кажется, у монаршей семейки были дела и поважнее.
Король, не на шутку встревоженный недавними событиями, похоже, всерьез опасался их возможного повторения – тем более, что никаких деталей явления незваного гостя на праздник установить не удалось до сих пор. Ни улик, ни свидетелей – никто ничего не видел и не знал – или, по крайней мере, утверждал так. Впрочем, как-то он во дворец всё же проник, и кое-кто начинал уже шепотком поговаривать, что не без посторонней помощи. Предположение это, вероятно, было не лишено оснований: абы кого в королевскую резиденцию не пускали, по крайней мере, не должны бы… А если еще и принять в расчет обнаружившуюся на другой же день после нападения бесследную пропажу одного из дворцовых стражников…
Как бы то ни было, а обстановка кругом накалилась до параноидальной подозрительности. Охрану, разумеется, усилили, но в свете последних событий это не слишком-то успокаивало. Ходили слухи, что каждый из гвардейцев получил теперь негласное указание в дополнение к непосредственным служебным обязанностям следить и за благонадежностью своих коллег (кажется, нашлись уже и те, кто в таковой взаимно усомнился). В общем, шпионство и стукачество расцвели пышным цветом, а застарелые предрассудки – главным образом, национальные – переживали мощнейший рецидив – чародей-то, как ни крути, иноземец…
В Виладд, откуда он вроде как вел свое происхождение, уже направлен был гневный запрос с требованием выдачи мерзавца. Ответ еще не пришел, но каким он будет – догадаться труда не составляло. Даже и изъяви виладдцы желание, во избежание проблем с могущественным соседом, выполнить его требования, всё равно были бы не в состоянии – искомое лицо, по всей вероятности, пребывало сейчас отнюдь не на родине. (Что, конечно, прекрасно понимал и сам король Доргиль).
Параллельно в срочном порядке в столицу были вызваны и представители пяти вновь влившихся в состав Арвелии западных провинций.
Те ждать себя не заставили, но на сей раз упорно стояли на своем. Да, знали они такого, да, нанимали разок, даже аванс выдали, однако свою часть сделки он не завершил, и больше видеть его не видели – вот и всё, чего удалось от них добиться.
Звучало, в принципе, правдоподобно – для Даши, по крайней мере. А заодно и натолкнуло ее на мысль: уж не движет ли теперь «киллером» желание получить причитающийся ему – весьма внушительный – денежный остаток. Поздновато, правда, спохватился…
Однако Доргиля, очевидно, заверения посланцев отнюдь не убедили, и на прощание он весьма многозначительно намекнул им: повторится, мол, – пеняйте на себя.