Лезвие ножа вошло между дверью и косяком и легко скинуло поворотную защелку. Одним рывком я распахнул дверь, шагнул вперед и сгреб галстук Кролика.
Или я перестарался с количеством пургена, или от внезапности и страха у Кролика окончательно вышибло днище — дерьмом несло так, что резало глаза.
— Обосрался? — я потянул правой за галстук, а левой приставил острие Кролику под глаз.
Человек со спущенными штанами полностью беззащитен, тем более перед уверенным человеком с клинком — Кролик побледнел, будто старался слиться с фаянсовым унитазом.
— Нож давай сюда.
— К-к-к-какой нож… — над двумя заячьими резцами дрожала губа.
— Тот, что ты за меня получил.
— Я… не…
— Глаз выколю.
Уолли трясущимися руками полез по карманам и выудил ножик, чуть не уронив его в очко.
— Не говори никому. Не надо, — я забрал нож, отступил назад и прикрыл дверь.
Совсем не глава
Выкладка начнется 20.12.2024, а пока, чтобы не пропустить главы — добавляйте в библиотеки и подписывайтесь! Оба действия сильно улучшают карму, к тому же требуют всего пары щелчков мышью или тапов по экрану ))
Чтобы подписаться, надо нажать кнопку на странице автора.
Вот так это выглядит на компьютере или ноуте:
А вот так — на планшете или смартфоне:
Глава 5
Я купил яблоко за один цент
Командир батареи Абрам Шнайдер залез прямо в разорванный купол церкви и сквозь уцелевший каркас рассматривал подступы к Волновахе. Он вытягивал руку с выставленным большим пальцем или крутил перед глазами коробок от спичек и диктовал Осе дистанции и углы до ориентиров.
Снарядов оставалось мало, Нестор приказал высыпать их все кучно и разом, а если контратаку добровольцев остановить не удастся, спешно отходить на Кременевку. Шнайдер ждал, пока цепи деникинцев дойдут до только ему ведомой черты, а Ося кусал губы и еле сдерживался, чтобы не крикнуть «Пора!»
Наконец, Шнайдер повернулся и негромко сказал:
— По четыре снаряда, беглым.
Над широким осенним полем лопнули облачка шрапнели, вздрогнула старая церковь. Осатанелый восторг переполнял Осю: передние цепи залегли, задние смешались и побежали.
— Огонь в глубину, — все так же буднично скомандовал Шнайдер.
Из улочек Волновахи на простор вырывались тачанки Фомы Кожина и сотня «люйсистов» Батьки…
— Эй, Джое-Шмое, опять спишь? — пнул старший уборщик, здоровенный негр с будто вывернутыми наружу губами. — Никто за нас работу не сделает! Давай, осталось немного!
Иосиф Спектор подхватил чуть было не выпавшую щетку и потянул за собой тележку с ведром, шварброй, тряпками, чистыми емкостями для плевательниц и мусорным мешком. Так себе работенка для бывшего махновского артиллериста, но после двух месяцев в ночлежке общества помощи еврейским иммигрантам «Хиас» он схватился за должность обеими руками. Кто кантовался дольше такого энтузиазма не показали, и только потом Ося понял, почему: среди уборщиков подавляющее большинство составляли негры.
Относились к ним не то, чтобы плохо, но словно к неодушевленным инструментам или мебели. Точно так же, как к иммигрантам на острове Эллис. Всей разницы, что тогда его шпыняли и проверяли люди в форме, а он был в обычной одежде, а теперь все наоборот: на нем фуражка и блуза уборщика с кантиками, а все вокруг носят костюмы и шляпы.
— Встать сюда! Повернись! Смотреть наверх! Дышать! — поток иммигрантов разбивался на ручейки к нескольким врачам.
— Снять! Голову наклони! — звучали команды служителей в кителях с двумя рядами золотистых пуговиц.
— Негоден! — прямо на пальто неудачника мелом нарисовали букву.
— Негоден!
— Но поч…
— Вывести!
И так несколько часов, пока иммиграционный пункт не пройдут все приехавшие. Совали разобранный на части деревянный кораблик — сложить вместе! Кто не сумел — получал знак Х, «слабоумный» и отсеивался со второго этажа, где проходил осмотр, по самой страшной центральной лестнице. Кому повезло — уходили по правой к железнодорожным кассам или по левой к парому на Манхеттен.
Но до него еще одна проверка — отсеивали по малейшему подозрению в принадлежности к анархистам и коммунистам. В который раз Ося возблагодарил судьбу за доставшиеся ему документы! После прорыва через Сиваш, когда пулеметчики Семена Каретника посекли кавалерию генерала Барбовича, в юшуньском госпитале умер гимназист Иосиф Шварц. А через несколько дней, когда вчерашние союзники-большевики рубили и расстреливали махновский корпус, Спектор стал Шварцем.