Теперь мой график вращался вокруг его тренировок. Я усердно училась в библиотеке по три-четыре часа, не столько ради знаний, сколько чтобы иметь моральное право потратить вечерние двадцать-тридцать минут на разговор с ним. Он приходил усталый, пахший потом и железом, рассказывал о своих успехах, иногда бросал: «Молодец, что хоть чем-то полезным занята». И эти слова были для меня высшей наградой, ради которой стоило жить еще один день.
Глава 8. (обновлена)
Казалось, вселенная наконец услышала мои молитвы. День выдался идеальным, выстроенным по кирпичикам, как будто по инструкции к «идеальному свиданию». Я запланировала все до мелочей: вечер у меня, кино и затем выезд с его друзьями на пейнтбол.
Я превратила свою квартиру в уютное гнездышко. Накрыла стол его любимой едой — тапасами, хорошими сырами, вяленым мясом. Купила полезных снеков: орехи, сушеные манго. Вместо попкорна. Потому что он следил за питанием. Я скачала два ужастика, которые на всех форумах называли самыми крутыми и страшными: «Бабушка» и «И гаснет свет». Он обожал ужасы, и я хотела разделить с ним этот жанр.
Он пришел вовремя. Это было уже чудом. Мы поели, немного поболтали, и я с гордостью включила первый фильм. Мы легли на диван, его рука сразу обвила мои плечи. Сердце забилось чаще.
Фильм начался, но вскоре его губы нашли мои. Потом шею. Потом снова губы. Я не помню сюжета. Помню только его руки, скользящие по моей спине, его прикусы, оставляющие на коже небольшие, но такие важные для меня синяки-метки. Он трогал мою грудь, а я в ответ сжимала его бицепсы, то и дело заглядывая в его карие глаза, в которых плясали зеленые искорки — отблески экрана и, как мне хотелось верить, желание.
Когда пришло время собираться на пейнтбол, мы просто проигнорировали это. Он выбрал аниме, и мы продолжили. За окном окончательно стемнело, и мы остались в своем маленьком мире, залитом лишь светом телевизора.
Я почувствовала такую смелость, такую уверенность, что сама забралась на него сверху, прижавшись всем телом. Мы целовались, мы дышали друг другом, мы были так близки. И в какой-то момент, когда его руки замерли на моей талии, а дыхание стало прерывистым, я прошептала ему прямо в губы, почти не думая:
— Хватит мусолить. Трахни меня.
Он замер на секунду, его удивленный взгляд скользнул по моему лицу. Потом он провел рукой по моей спине, ощупывая рельеф мышц.
— Неплохой ты тут задник накачала, — с одобрением сказал он. И эти слова были для меня дороже любой похвалы. Я ведь и правда убивалась в зале ради него.
— У меня нет презерватива, — констатировал он, как будто говорил об отсутствии соли на столе.
— Я выпью таблетку, — тут же ответила я, готовая на все, лишь бы не разрушить этот момент.
Он усмехнулся, и в его глазах мелькнуло что-то, что я тогда счела азартом.
— Ну, тогда тебе придется хорошенько постараться, чтобы помочь ему встать.
Его слова обожгли меня стыдом и азартом одновременно. Это был вызов. Я приняла его. Я целовала его, ласкала, использовала все, чему научилась, все, о чем читала, весь свой юношеский, неистовый порыв. Я старалась изо всех сил, заставляя работать каждую мышцу, каждую нервную клетку.
Но ничего не вышло.
Его тело оставалось равнодушным к моим стараниям. Сначала я думала, что просто недостаточно хороша. Потом — что он устал. Потом — что что-то не так со мной. А он лежал, и по его лицу было видно лишь легкое, отстраненное любопытство, будто он наблюдал за неудачным химическим экспериментом.
В конце концов, я отстранилась, вся пылающая от стыда и усилий. Восторг и смелость испарились, оставив после себя горький осадок унижения. Вся моя идеально выстроенная конструкция — еда, фильмы, мое накачанное тело, моя готовность на все — разлетелась в прах перед одной простой и безжалостной реальностью: его тело не хотело меня.
Он не выглядел расстроенным. Скорее... уставшим.
— Ничего, — сказал он, похлопав меня по плечу, как товарища по команде после проигранного матча. — В следующий раз получится.
Но я уже не верила. Я лежала рядом, глядя в потолок, и понимала, что даже в этой, самой интимной из возможных близостей, я остаюсь для него лишь фоном. Неудачным, не справляющимся со своей задачей, но все тем же фоном.
***
И тогда, словно сама судьба, желая сгладить горький осадок неудачи и вернуть миру утраченное равновесие, подарила нам момент такой пронзительной, такой обманчиво-идиллической нежности, что все предыдущие часы унизительных стараний мгновенно обесценились, растворились в теплой дымке нахлынувшего счастья. Мы стояли в полумраке моей квартиры, уже успевшей пропитаться его присутствием - разбросанными носками, приоткрытым ноутбуком на столе, едва уловимым, но уже знакомым шлейфом его парфюма, смешавшимся с запахом ночного города, врывавшимся в распахнутое настежь окно. Он, молчаливый и неожиданно спокойный, подошел сзади и обнял меня, прижавшись теплым, колючим свитером к моей спине, а я, затаив дыхание, ощутила под щекой мягкую ткань и тот самый ненавязчивый, чистый запах его шампуня, ставший для меня символом близости. Мы смотрели на ночной Бронкс, на бесконечную россыпь огней, на далекие, похожие на светлячков, фары машин, ползущих по спящим проспектам, и весь этот шумный, безучастный к нам мир вдруг замкнулся внутри четырех стен, став лишь декорацией к нашему молчанию, такому мирному и полному. И в эту хрустальную тишину, рожденную из уличного гула и биения наших сердец, я, сама не веря своей смелости, прошептала слова, долго вызревавшие в глубине души, вынесенные на поверхность этой внезапной, безмятежной гармонией: «Было бы прикольно пожить вместе». Он не ответил сразу, лишь его руки, обнимавшие меня, чуть сильнее сжались, и от этого простого движения внутри все перевернулось, замерло в радостном ужасе ожидания. «Согласен, - прозвучал наконец его низкий, лишенный всякой иронии голос прямо над моим ухом. - Давай съедемся в июне». И эти простые, такие будничные слова прозвучали для меня торжественнее любой клятвы, сильнее любого признания; я произнесла их как сокровенную, почти несбыточную мечту, а он - как серьезное, обдуманное предложение, как план, не терпящий отлагательств, и от этого мое сердце, еще минуту назад сжавшееся от стыда, расправило крылья и взлетело к самому потолку, заливая все внутреннее пространство ликующим, ослепительным светом, перед которым померкли все прошлые обиды и неудачи. И мы, окрыленные этой новой, такой осязаемой перспективой, тут же, не сходя с места, начали строить наши общие планы, с головой окунувшись в сладкие хлопоты будущего, начав с предстоящей поездки на конференцию в другой город, на три дня, которые должны были стать для нас пробными, репетицией тех трех месяцев лета, что мы мечтали провести под одной крышей, вернувшись в родную страну. Я, дрожащими от волнения пальцами, тайно ото всех, вопреки настойчивым вопросам матери и уверениям моего официального парня, что, конечно же, мы будем в разных номерах, забронировала один-единственный номер на двоих, представляя себе, как мы будем просыпаться вместе под незнакомым потолком, и эти три дня казались нам бесконечно долгими и прекрасными, обещавшими стать началом чего-то большего, первым шагом в нашу общую, уже не призрачную, а стремительно приближающуюся жизнь.