Кубик Рубика.
Поначалу свои неожиданные фобии девушка связывала с врождённой нелюбовью к математике, взращённой, мы знаем где, но постепенно мизансцена стала обретать более осмысленный характер.
Поступления от клиентов не шли ни в какое сравнение с реальными затратами на оказываемые услуги, к которым, кстати, добавились и косметические процедуры, а сопоставить издержки и заявленные тарифы для Светы не составило никакого труда. Даже непомерный оклад руководителя, почти пятикратно превышавший зарплаты остальных сотрудников, не давал ответа на вопрос: почему и куда утекают остальные средства. Наивная попытка привести баланс в должное состояние вызвала у начальника бурю эмоций, посоветовавшего «не лезть» с последующим заверением в полной подконтрольности ситуации, своей личной ответственности за происходящее и даже выписавшего небольшую премию внимательной сотруднице. «За старание и ответственность» - так звучала формулировка в приказе по клинике, почти лозунговая риторика, достойная гравировки на оборотной стороне медали.
Хорошо, что не «За доблесть», усмехнулась Светлана, поведав историю родителям. Да, о них мы совсем позабыли. Как помнит искушённый читатель, жили они теперь втроём у Светы, в одной комнате спали, дружили у плиты на кухне, в общем, уживались. Давала себя знать энергетика и правила выживания, а именно: не скулить, не сетовать, а искать пути. Полученное Светой воспитание, в прошлом натуры созерцательной, романтичной трансформировалось благодаря уважительной ненавязчивости, без родительских окриков и брюзжания. Поступали по-умному, как смогли донесли до смышлёного ребёнка, что почва под ногами – не торф, но и не сплошной суглинок, а заодно поведали, как отличить чередующиеся слои, неоднозначные в своём взаимном проникновении. А потому верить всему клятвенно сказанному не рекомендовали, сопоставлять да самой выводы делать учили.
Отца Света уважала не только за независимость суждений, но и за умение наставничать без трюизмов, надоедливых примеров из личного опыта, сопровождая притчу короткой ремаркой, немного сдобренной лёгким сарказмом.
Итак, отец, человек наблюдательный, немного себе на уме, а потому и выживший в лихие годы борьбы с «врагами народа», а также войну и всё последовавшее за ней, однажды, в порыве откровения, поведал дочери, как истинный иконоборец (в данном случае – речь об идолах рукотворных, культах всяческих) короткую историю. Подвижный от природы, любознательный непоседа, он часто покидал родное жилище и уезжал буквально в никуда, обретался там, где ныне Золотое кольцо образовалось, а часто и за его пределы выдвигался. С ночлегом обычно складывалось, порой не сразу, но приткнуться где-нибудь удавалось, о гостиницах и мечтать тогда не приходилось, не существовало такого понятия в глубинке. Выручали порой старушки одинокие, доживавшие свой век в домиках полуразрушенных, хибарках ветхих, более похожих на сараи, радовавшиеся любому новому человеку. Иногда удавалось пристроиться в странноприимных домах при чудом избирательно, чудом уцелевших монастырях. Вот в одной из таких обителей и услышал он разговор странный, который завёл старец, поводырь-наставник, сопровождавший группу богомолок.
Слипшиеся длинные волосы завязаны сзади в косичку, посох в руке, крест с распятием небрежно вывешен на грудь, на шнурке болтается, живот прикрывает. Одет в подобие рубища из полотна белого цвета с грязными разводами, подпоясан верёвкой простой, края болтаются, не завязаны в узел, окружающие паломницы, все, как одна, с платками на головах, за одним исключением только. Проповедь свою начал он следующим образом:
– Сейчас я расскажу вам о том, чего не было, а потому утрачено навсегда.
Зачин такой, и главное - откровенно.
В общем, отец дальше слушать не стал, но на ус намотал и дочке пищу для размышления преподнёс. Сам же продолжил:
– Ты, доченька, сказанное учитывай, за словом не всегда правда стоит. Спасибо странникам, образумили.
Ой, простите, кажется и я на другой стиль перешёл. Обратимся, пожалуй, снова к нашему столичному сленгу.
Михаила он принял легко, смотрел на него до неприличия пронзительно, изучал долго и внимательно, молча. Видимо, что-то его настораживало, необъяснимое. Позже, когда они останутся втроём, он задаст дочке один-единственный короткий вопрос:
– А ты уверена ?