— Коломиец. Сядь на место. — говорит Виктор. Это все нужно пресекать вот прямо сейчас. Развели тут базар-вокзал, сейчас весь урок в фестиваль народной самодеятельности превратиться. Кроме того, интересоваться личной жизнью учителя…
— Мы с ним теперь пара. — перебивает его мысли Лиля Бергштейн: — потому что Волокитина не верит. Я ей говорю, что собралась замуж выходить, а она такая — «все ты брешешь, Бергштейн», а я такая — «сама ты брешешь». А она Станиславского включила, не верю, говорит и все тут. Потому что с таким говорит характером как у тебя Бергштейн, ты замуж никогда не выйдешь, а я ей и говорю, что меня Витька на свидание сегодня позвал, а она такая, мол сбегай за газировкой, врунишка. Нет, вы слышали? Я — врунишка⁈ — она садится на учительский стол и скидывает с ног белые кроссовки, поджимает ноги под себя, устраиваясь по-турецки и совершенно игнорируя тот факт, что на ней короткая теннисная юбка. По классу пробегает шумок, мальчишки застывают с выпученными глазами. Виктор вздыхает. Вот что с этой Бергштейн сделаешь? Урок женской анатомии для подростков в таком возрасте чреват воспаленным сознанием. Вот с места не сойти, а образ короткой теннисной юбки и того, что на мгновение сверкнуло под ней — запечалится в сознании всех мальчишек восьмого класса так, что потом раскаленным железом не выжжешь.
— Так что теперь я и Витька — парочка. Наверное, даже муж и жена, вот. — продолжает Лиля, раскачиваясь взад и вперед, словно индийская заклинательница змей: — а у меня тренировка после обеда, так что я не смогу на свидание пойти… а вечером ты уже должен обо всем Маше рассказать. У вас же по вечерам ваши медитации групповые? Наши как узнали — тоже хотят. Говорят, что ты Салчакову хорошо натянул, она просто жгла на товарищеском. Ой! — она прижимает ладонь ко рту: — мне же говорили, чтобы я про это не говорила!
— Ну да. И что, хоть раз такое подействовало? — Виктор окончательно прекращает попытки выровнять ситуацию и восстановить свое реноме, а также продолжать урок. Уже понятно, что урок сорван, а весь класс с удовольствием слушает Лилю, испытывая неподдельный восторг. Мальчишки — от созерцания ее загорелых ножек, сложенных по-турецки на столе, которые открываются чуть больше, чем следует каждый раз, когда она раскачивается взад и вперед в такт своим словам, а девчонки — от сладости взрослых сплетен про отношения.
— Что именно? — не понимает Лиля.
— Чтобы тебя попросили промолчать о чем-то, и ты промолчала? — уточняет он. Лиля задумывается. Ненадолго, буквально на секунду. Потом светлеет лицом и качает головой.
— Ни разу! — гордо сообщает она. Виктор вздыхает. Двойной агент из Бергштейн так себе. Впрочем, и одинарный агент из нее вряд ли получится. При всех своих прочих достоинствах она не считала нужным ничего скрывать и не скрывала. Слишком уж много остальных талантов, так что Цао Цао или Медичи из нее не получится, не станет она интриги плести, скучно ей будет.
— Итак. — повышает голос Виктор: — и о чем же мы узнали сегодня, класс? О том, что не стоит приводить свою девушку на работу, иначе у вас никакой работы не получится. Коломиец? — он кивает в сторону девушки, которая снова тянет руку вверх.
— Виктор Борисович, так это правда? — спрашивает она у него: — все-все правда⁈
— Я не знаю о чем ты… — начинает было он, но она — перебивает его.
— Про то, что позавчера у вас с волейболистками было! С целой командой! — выпаливает она и Виктор морщится. Он так и знал, что шила в мешке не утаишь. Вот как увидел, что из соседней квартиры Нарышкина выходит — так и понял, что все. Репутации конец. В смысле — конец репутации скромного физрука и начало легенды о Колокамском Казанове, который волейболисток в постель целыми командами укладывает. А уж если принять во внимание поправку на коэффициент гиперболизации слухов, то через какое-то время начнут рассказывать, что он тут вообще все команды регионального состава… того. Предотвратить это уже невозможно, потому-то он и не стал с утра отводить Лизу Нарышкину в сторону за локоток и просить, чтобы она никому не рассказывала — все равно расскажет. Не удержится теплая водичка на язычке, обязательно поделится сенсацией со своими подружками, к гадалке не ходи. Если бы он ее о таком попросил это бы привело только к тому, что эти сведения кроме грифа «СЕНСАЦИЯ!» приобрели бы еще гриф «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО! ПЕРЕД ПРОЧТЕНИЕМ СЖЕЧЬ!». А с таким вот грифом информация через сплетни и слухи распространится в два раза быстрей. Ничто так не способствует распространению как слова «ты только никому не говори!». Вот только скажи такое и скорость передачи информации по сарафанному радио вырастает в разы.