— Неа. — качает головой солдат: — думайте, малышня, думайте. Додумаетесь — еще одну такую задарю.
— Правда⁈ Тогда… броня! Вот! В танке самое главное — броня! — подскакивает на месте Никита: — у нас будут две гранаты! Тебе и мне! Каждому по гранате.
— Снова нет. — солдат достает из уголка рта папиросу и гасит ее о подошву сапога, щелчком отбрасывает окурок в овраг: — ну же, молодежь, шевелите извилинами. Чему вас в школе учат нынче?
— Самое главное в танке… танк — это, по сути, орудие на гусеничном ходу… — задумывается Володя Лермонтович: — то есть сочетание огневой мощи и скорости, все это вместе под броневой защитой. Комплекс! Все вместе — орудие, броня, гусеницы с мотором и экипаж — все это вместе и будет самым важным в танке!
— И снова нет, товарищ пионер. — улыбается солдат, достав пачку «Беломора» и выбивая из нее новую папиросу: — сдаетесь? Ну так вот, товарищи школьники, запомните, в танке главное — не ссать!
Глава 14
Глава 14
Он стоял под высоким деревом и смотрел вдаль, на раскинувшуюся у ног зеленую равнину, в воздухе стоял дурманящий аромат летнего луга. Вдохнув полной грудью, он наконец поворачивается и протягивает руку Яне, которой только что исполнилось двадцать пять лет.
— Все-таки Бартам прекрасен в это время года… — говорит он: — останешься здесь со мной? Навсегда? У нас будет свой тихий домик на окраине города у озера, свой садик и удобная кухонька. Оставайся, любимая…
— Витька! Витька, вставай! — говорит Яна и трясет его за плечо: — вставай давай! Сколько дрыхнуть можно! Вставай!
— Погоди… — улыбается он: — ты мне еще не дала ответ, озорница. Иди сюда, я тебя поцелую…
— Витька! Отстань, скотина! Ах ты так! Получай! — в глазах вспыхивает, и Виктор падает куда-то далеко, в груди захватывает дух, и он ударяется об твердую поверхность со всего маху!
— Ай! — он ощупывает твердую поверхность. Ага, это пол. Он открывает глаза и ощупывает себя. Вроде все на месте, но что это было?
— Витька! Ты проснулся? — шипит рядом кто-то. Виктор поднимает голову и в слабом свете, проникающем сквозь шторы, видит какое-то белое пятно. Чье-то лицо? Но чье?
— Батор? — произносит он: — а ты чего тут делаешь⁈ Который час вообще?
— Четыре часа утра! Вставай! Ты сколько спать вообще можешь⁈ Да еще храпишь, идиота кусок! — повышает голос его сосед: — еще раз полезешь целоваться я тебе снова врежу!
— Так ты меня еще и ударил! — Виктор нащупывает на голове значительную шишку: — Батор, скотина! А ну пошел прочь из моей комнаты, дай выспаться! Я тебе сейчас как наваляю!
— Витька! Тихо! — шипит на него Батор: — тихо! У нас в общаге сам знаешь какие стенки тонкие, чего ты орешь-то! Люди спят кругом!
— Конечно, они спят! Я — спал, пока ты ко мне не вломился! Чего тебе нужно вообще в три часа ночи⁈
— Четыре! Утро уже!
— Четыре это нихрена не утро! Это глубокая ночь! — Виктор садится на полу и чешет пострадавшую макушку: — нахрена ты меня ударил вообще?
— Ты ко мне с губищами своими полез, скотина такая! А я не такой!
— О, господи, да заткнитесь вы уже! Поспать дайте! — стучат в стенку справа: — кому какая разница, какой ты там!
— Я не такой, чем вы там слушаете! Он первый начал! — повышает голос Батор.
— Батор, насрать. — говорят из-за стенки: — умри уже. Мне уже сегодня с утра на работу, а если ты…
— Уаааааааа!!!
— Самира! Алтынгуль снова проснулась! Кто по ночам орет⁈
— Это снова Витька из седьмой!
— Да не я это! Это Батор ко мне приперся!
— Батор какого черта тебе не спится, а⁈
— ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ УЖЕ! — гремит голос, который Виктор не узнает. Реально страшный голос. Только по направлению звука… страшный голос идет из комнаты Абдулаевых… но это совершенно точно не Нурдин. Да и не Алтынгуль, которой от роду даже году не исполнилось. Неужели… Самира?
В звенящей тишине он перевел взгляд на Батора, который тоже выпучил глаза и затих.
— Самира Нурлановна? — прошептал он одними губами. Батор молча кивает и прижимает палец к губам. Кивает, мол следуй за мной. Виктор только вздыхает и натягивает треники, вставляет ноги в тапочки и молча выходит за ним. В коридоре они крадутся вдоль стены, потом так же молча — спускаются вниз. Во дворе их встречает утренняя прохлада и Виктор невольно ежится, майка-алкоголичка не сильно-то и спасает от холода, в ней только по вентиляционным шахтам небоскреба «Накатоми Плаза» ползать с зажигалкой в руке, отбиваясь от террористов с австрийским акцентом. А от утренней прохлады провинциального сибирского города белая майка-алкоголичка не спасает совсем. Скорее дань приличию.