— Оставьте в покое Альбину Николаевну! — повышает голос Оксана Терехова и внезапно — встает перед Виктором! Он не успевает отдернуть ее в сторону, если сделать это слишком резко — то она и упасть может!
— Отвали, пута маман кунем! — вскипает бежевый и отбрасывает Терехову в сторону, но не успевает сделать ничего больше — Виктор шагает вперед и выбрасывает вперед сжатый кулак — от плеча, коротким движением!
— Ай! — бежевый хватается за нос и сверлит его ненавидящим взглядом: — ты что творишь, эше воры кунем!
— Оксана с тобой все в порядке? — Виктор быстро осматривает девочку, она потрясенно кивает ему. Он выпрямляется и бросает взгляд на бежевого, чувствуя, как в первый раз за все то время что он находится в благостном восемьдесят пятом — у него в груди вскипает тугой водоворот ярости, а губы растягиваются в улыбке.
— Знаешь, а ведь тут у вас так хорошо. — говорит он: — я думал, что и не вспомню. Но… — он сглатывает: — спасибо. Я ведь и правда подзабыл как же это хорошо…
— Чего ты там бормочешь⁈ Да я тебя… — но Виктор больше не слушает! Он уже совсем рядом с бежевым и дергает его за рукав к себе, дергает с силой, так, что аж голова у того откидывается назад, и когда голова наконец поспевает за телом — встречает ее коротким ударом головой в переносицу! Хруст! Подхватывает «бежевого» под локоть, заводит руку, подкидывая тазом и натягивая к себе и… бросок! По широкой дуге! Тело издает противный звук, падая плашмя на твердый пол, а Виктор — намеренно доводит движение до конца, чувствуя хруст в конечности… стискивает зубы, удерживая себя от того, чтобы не добить упавшего ударом в горло, чтобы не сесть на него сверху и не вбить ему зубы в затылок, забрызгав все вокруг кровью… в конце концов тут же дети!
Он — выпрямляется, глядя на то, как на полу лежит потерявший сознание «бежевый». У него в кровь разбито лицо, рука вывернута под неестественным углом, да и в целом он не производит впечатление здорового человека.
— Наверное скорую надо вызвать. — говорит он озабоченно: — Терехова, ты чего творишь⁈
— Ай! Палец об него отбила! У него голова как каменная! — прыгает на одной ноге Оксана Терехова.
— Ну еще бы. Голова самая крепкая часть тела. — машинально замечает Виктор: — если уж пинать лежачего собралась — пни в живот. Тем более в сандалиях.
— Виктор Борисович! — раздается голос сзади, и он встречается взглядом с Альбиной Николаевной.
— А вообще это неправильно — взрослых пинать. — тут же исправляется он: — стыд и позор Терехова, а еще пионер!
— Правильно сделала, Оксаночка! — неожиданно заявляет Альбина Николаевна: — дайте мне, я его тоже разок пну!
— Вызовите кто-нибудь «скорую», пожалуйста. — вздыхает Виктор, оттаскивая Альбину от лежащего на полу «бежевого»: — а то он так у нас не выживет.
Глава 16
Глава 16
— Ну ты даешь, Витька… — качает головой Гоги Барамович: — ну я конечно подозревал что у тебя не все просто в личной жизни, но чтобы вот так. Это что же получается, товарищ Полищук, куда тебя не кинешь, там вокруг тебя сразу какие-то инсинуации получаются.
Виктор только вздыхает и головой качает. Подпирает подбородок ладонью и изучает вырезанное на деревянной поверхности неприличное слово.
— Нет, если не хочешь говорить, так и не говори. — покладисто соглашается Гоги Барамович, наливая ему в стакан из большой бутылки с надписью «Денатурат» красного вина. Пододвигает стакан к нему. Виктор молча берет стакан и поднимает его. Гоги поднимает свой и они соприкасаются краями стаканов, в воздухе повисает тонкий музыкальный звон, ласкающий душу каждого советского алкоголика. На этот музыкальный звон тут же оглядываются все во дворе, пожилые пенсионеры, играющие в домино, Лепольд Велемирович и Затопченко из третьей квартиры, а также деклассированные личности в виде алкоголика Женечки, который поднимает голову с явным интересом. Тут же откуда-то появляется грустный Батор, на лице которого расцветает темно-синий фингал с оттенками желтого по краям. Он молча садится с ними за стол и достает откуда-то из кармана складной жестяной стаканчик, также молча раскладывает его и ставит на стол.
— День сегодня… — говорит он: — на работе снова план провалили. А я ведь говорил им что мне карбюратор надо промыть. С бензином. А они — езжай, Кривогорницын, план давай. Даешь пятилетку в три года и все тут. А что у меня рана сердечная, так всем насрать. И это в эпоху развитого социализма, эх! — он машет рукой и поводит носом по воздуху, принюхиваясь: — а чего в бутылке, Гоги Барамович?