— Вино молодое. С родины привез. — говорит сосед-грузим и закручивает правый ус, подбочениваясь: — будешь?
— В моем положении не выпить было бы крайне немудрым поступком. Как говаривали классики марксизма, диалектика положения диктует мне выпить. Кто я такой, чтобы против диалектики идти? — Батор пододвигает свой складной стакан вперед: — а кроме того у меня вопрос. К тебе Гоги, а не к этому предателю, который меня в лапы этой злобной фурии толкнул!
— Вот как. — сосед-грузин поднимает бутыль и наливает красного вина в складной стаканчик Батора: — только с утра она была богиня Диана и вообще «вышла из мрака младая, с перстами пурпурными Светка!» — декламирует он: — а вечером уже злобная фурия. Сердце водителя склонно к измене и к перемене как ветер мая… — выдает Гоги либретто из оперы.
— Это все Витька виноват! — Батор разом заглатывает свою порцию вина.
— Эй! А тост? — огорчается Гоги: — мы же не алкоголики, чтобы без тоста… у нас скромное сообщество интеллектуалов и индивидов. Так сказать, клуб моральной взаимопомощи, а ты прямо стаканами глыкаешь! Если хочешь напиться, понимаешь, то это вон туда… — он кивает в сторону деклассированных элементов общества, откуда к ним уже выдвигается алкоголик Женечка.
— Да я чтобы на одной волне с вами быть. — оправдывается Батор: — а как мне еще быть⁈ Меня Светка знаешь как… — он осторожно прикасается к фингалу и морщится: — а все этот советчик, Витька! «Ступай к Светке, скажи ей что можешь и с Маринкой и с ней!» — передразнивает он.
— Не говорил я такого! — повышает голос Виктор: — я ж наоборот сказал, чтобы ты от нее отстал и дал мысли в порядок привести! А ты такой «пойду, поговорю!» Донжуан недоделанный. Какой девушке понравится, что ты такой «меня на всех хватит»⁈ Дурак совсем?
— Извините, джентльмены. — возле столика вырастает деклассированная личность алкоголика Женечки. Женечка держится достойно и только сглатывает при виде большой бутыли вина, его тощий кадык дрожит под бледной, словно куриной кожей.
— Прошу простить мое невольное вмешательство, однако хотел бы обратить ваше просвещенное внимание на тот факт, что данный индивид с утра совершенно никак не был замаран в суете бытия. — поясняет он: — ну нету ничего. А трубы горят. Даже одеколону в магазинах не продают. Да и денег на одеколон нету. А ведь ежели смешать одеколон «Тройной» и одеколон «Саша», то на выходе мы получим коктейль «Александр Третий»…
— Ладно, садись, болезный. — машет рукой Гоги: — но чтобы меру знал. Если будешь бузить, то лично тебе по голове настучу.
— Как можно! Как можно… бузить. Я и насилие — несовместимы по природе своей. Я интеллигент в третьем поколении, маман была учителем музыки, а дед — директором лицея. Только я вот… философ. А кому сейчас философы нужны? Не время философствовать, время строить социализм… — алкоголик Женечка достает из кармана граненный стакан и любовно дышит на него, протирает платочком, извлеченным на свет из внутреннего кармана замызганного пиджака. Платочек когда-то был белым, а сейчас имеет все пятьдесят оттенков от серого к темному.
— Давай по новой налью всем. Только без тоста чур не пить. — говорит Гоги и тянется за бутылкой: — и все-таки, Витька, что там у вас в школе произошло? Ты и Давид из-за училки этой подрались? Да ты не ссы, я тебя не сдам, Давид уже сказал, что заявление писать не будет, ему это в падлу. Говорит, что сам поскользнулся и упал. Да только так упал — мое почтение. — он качает головой: — переломался весь. Михал Борисыч говорит, что за всю свою жизнь такое вот падение только раз видел… и это с пяти метров на бетон. А тут в школе…
— Опять? — вяло интересуется Батор: — снова за этого негодяя девчонки дерутся? Сколько можно уже? Вот что в нем такого есть, чего во мне нет?
— Не знаю кто там и с кем дрался, знаю только что молодой парень из Саркисянов пострадал. Давид зовут. Ты бы с ними поосторожней, Вить. — обращается к нему Гоги: — они у нас год всего как, дороги строят, видел, наверное, на выезде заасфальтировали все. Так-то нормальные ребята, но этот Давид как бельмо на глазу. Заявление они писать не будут, но могут и подкараулить.
— Да и ладно. — пожимает плечами Виктор: — что уж поделать. Ситуация такая была, Гоги Барамович, пришлось пойти на обострение.
— Мне крайне неловко привлекать внимание просвещенной общественности, но трубы горят, джентльмены. — напоминает о себе алкоголик Женечка, держа стакан с вином в дрожащей руке: — давайте сперва вздрогнем, а уж потом я все объясню. У меня дар к объяснению, я же философ.
— Что же… философ. Давайте выпьем за нашего друга Батора, который с утра как кур в ощип угодил, а? — поднимает стакан Гоги: — всю ночь нам с Наташкой спать не давали, понимаешь! Сперва шу-шу-шу, потом как отбойный молоток — тум-тум-тум! Ты думаешь, если ты Светку на полу валяешь, то не слышно ничего, да? А потом — как давай орать как будто режут тебя! Устроили нам понимаешь драму в трех действиях и одной пощечине…