— Льюис Стивенсон. Перевод Самуила Маршака. — с чувством говорит диктор в телевизоре: — вересковый мед. Из вереска напиток забыт давным-давно. А был он слаще меда, пьянее чем вино…
— Я таких терпеть не могу. — повторяет Оксана Терехова, глядя в пространство: — твари. У меня… ко мне в детстве такой приставал! А мне никто не поверил потом! Уроды…
— Ой. — сказала Яна: — … ой. А я не знала. Тогда правильно ты его пнула!
— Точно. — кивает Инна: — сказала бы раньше я бы тоже добавила! У меня ж кроссовки а не сандалии, могу и в голову пнуть.
— Иди сюда. — Лиза обнимает Оксану: — все хорошо. Не стоит вспоминать о дурном. Мы все рядом, да и Виктор Борисович нас защитил. А в голову ты ему правильно пнула.
— Я ноготь на пальце сломала…
Глава 18
Глава 18
Девочки сидят за столом, Оксана глядит в пространство, Лиза ее обнимает и гладит по спине. В воздухе повисло неловкое молчание. Такое, которое хочется срочно разрушить, сказать хоть что-то лишь бы не висела эта неуютная, неловкая, неуместная тишина, напоминающая о чем-то нехорошем. Но пауза длилась недолго — телевизор заговорил вновь, диктор расставлял ударения, повышал и понижал голос, играя тембром и заставляя слушателей переживать события древней легенды.
— … строго король промолвил — пытка обоих ждет, если не скажете черти, как вы готовите мёд! — звучит голос из телевизора, а на экране мелькают и сменяют друг друга картины советских художников в стиле абстракционизма — преувеличенно темны тона, распяленный в гневном крике рот короля и двое маленьких людей перед ним — старший и младший. Отец и сын.
— А вот если бы тебя немцы поймали — выдала бы ты Большую Военную Тайну? — спрашивает Яна, глядя в телевизор: — я вот всегда себе такой вопрос задаю.
— Если бы я знала Большую Военную Тайну — это было бы интересно. — отвечает Инна: — что это за тайна такая, которую всем подряд рассказывают? Из меня же шпион в тылу врага как из Поповича балерина. А он танцевать не умеет, информация стопроцентная.
— Если фашисты бы поймали нас, то Инна первая им бы все рассказала. — усмехается Лиза: — она у нас человек материалистичный. И даже бочку варенья, и корзину печенья не нужно — она сама проболтается, потому что теплую водичку на языке удержать не может никогда.
— Вот уж неправда. — говорит Инна: — неправда!
— Да, конечно. А сколько ты продержалась чтобы всем не рассказать, что Терехова за парнями подглядывала? Или в тот раз — когда Виктор Борисович с Айгулей встретился? Да тебе тайну расскажи — так ты всем на следующий день все разболтаешь. Советская разведчица… не, Штирлица из тебя не выйдет.
— Потому что я — Анка-пулеметчица! Тра-та-та-та-та! — Инна стреляет в воображаемых врагов из воображаемого пулемета.
— Дурынды. — качает головой Оксана Терехова: — если фашисты и правда вас поймают, то вы все расскажете. Под пытками все рассказывают. Вот только толку от того не будет никакого, потому что как они убедятся, что вы правду им говорите, а не придумываете? Вон Инна когда о чем-то говорит — от себя сверху еще больше половины придумывает. Вот и будут пытать пока не помрете, а кроме того, всем фашистам нравится молоденьких советских школьниц пытать. Они вас насиловать по очереди будут, как Зою Космодемьянскую. Слышали небось, что у нее одну грудь отрезали?
— Я видела ее фото после смерти. — тихо говорит Яна: — у нее груди и не было почти. Или так сняли? Но… вот ребята и девчата из «Молодой Гвардии» — не выдали же никого! Олег Кошевой, Ульяна Громова, Люба Шевцова…
— Яна не начинай… — вздыхает Оксана: — а как же Кулешов, Громов и Почепцов? Они всех и выдали, и я уверена, что никто из них сначала не хотел товарищей предавать, а вот как пытать начали… читали вообще, что с молодогвардейцами сделали фашистские звери? Не поверю, что была такая необходимость их пытать. Немецким палачам просто это нравилось. Надеюсь их всех потом советские солдаты расстреляли.
— Все-таки раньше такие люди были. — говорит Лиза: — великие. Сильные. Герои. А мы чего? В гастрономе очередь отстоять и то ворчим. Хорошо, что войны нет и больше не будет, но это только благодаря всем тем, кто на той войне погиб.
— … И вдруг голосок раздался: — «Слушай, шотландский король, поговорить с тобою с глазу на глаз позволь! Старость боится смерти. Жизнь я изменой куплю, выдам заветную тайну!» — карлик сказал королю. Голос его воробьиный резко и четко звучал: — 'Тайну давно бы я выдал, если бы сын не мешал! Мальчику жизни не жалко, гибель ему нипочем… мне продавать свою совесть, совестно будет при нем.