— В той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль! В той бухте, где Ассоль дождалась Грея! — продолжают они уже хором: — в той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль, в той бухте, где Ассоль дождалась Грея!
Последний сильный аккорд и Лиля — затихает. Откладывает гитару в сторону. Осматривает свои пальцы.
— Не могу долго играть. — говорит она: — кончики пальцев болеть начинают. Струны жесткие.
— У тебя еще и голос есть. И на гитаре играть умеешь. Ненавижу. — говорит Волокитина и роняет голову на руки. Виктор осматривает окружающий его мир, прилагая усилия к тому, чтобы кухня перестала вертеться и кружиться перед его глазами. Наверное, он все-таки перебрал с портвейном. Впрочем, если бросить взгляд в угол и сосчитать количество оставшихся бутылок в нем… становится понятно, что советские спортсмены не ищут легкий путей и не терпят компромиссов.
За кухонным столом спит Алена Маслова, либеро «Колокамского Металлурга», на ее плече пускает вниз слюни из полураскрытого рта Айгуль Салчакова, Маша Волокитина только что уронила голову на руки и, кажется, даже захрапела… так что последними выжившими тут остались он и Лиля. И ладно он, в конце концов он мужчина и весит больше всех тут собравшихся, девушки в волейболе хоть и были высокими, но стройными, даже Айгуль и Маша не больше шестидесяти кило весили точно… а такие миниатюрные как Алена и Лиля и вовсе под пятьдесят. И при этом Лиля Бергштейн умудрилась на ногах остаться и даже на гитаре играет… и в такт попадает. Попадает же?
— Заснула. — с непонятной ноткой в голосе сказала Лиля: — сейчас я… — она встает и убирает гитару в угол, рядом с ополовиненным ящиком портвейна и уходит в комнату. Виктор смотрит ей вслед с тупой настойчивостью алкоголика, понимающего что ничего интересного тут нет, но отводить взгляд в сторону — слишком много мороки.
— И как я тут оказался? — задает он сам себе вопрос: — и что я тут делаю? Надо бы домой пойти, поздно уже… и сколько вообще времени? — он вертит головой, пытаясь найти часы на стене, но от этого движения ему становится худо, голова кружится, и он замирает, пытаясь переждать головокружение.
— Вот. — возвращается Лиля и накрывает плечи Волокитиной клетчатым пледом: — а то замерзнет еще. Потом отнесешь ее на кровать, ладно? Сможешь? Я помогу, буду ноги держать.
— Конечно. — кивает он: — давай прямо сейчас, а то я домой пойду.
— И куда ты собрался? — спрашивает его Лиля. Спрашивает неожиданно серьезно, да и глаза у нее трезвые и ясные. Виктор собирает себя в кучу, усилием воли заставляя вести себя сообразно правилам поведения в обществе, не пускать слюни изо рта, не падать на пол и все такое.
— У меня дом есть, понимаешь? — говорит он, поднимая палец и тыча им куда-то вверх. Задумывается, глядя на свой палец. Верно, думает он, как там китайцы говорят? Из-за пальца ты не видишь планету. Хороший у него палец. Указательный. Можно указывать. Как там мистер Тоуд говорил «я им укажу!».
— Кому укажешь? — Лиля кладет подбородок на ладонь своей левой руки, оперев ее локоть на столешницу.
— Им. — отвечает Виктор: — мистер Тоуд так говорил, понимаешь? Сурки захватили его поместье, знаменитый Жаббсхолл и мистер Барсук вместе с дядюшкой Рэтом помогали ему выкинуть сквоттеров. Кстати, мистер Тоуд тебе бы понравился, у него машина есть. Много машин. Но ездить он не умеет и всегда попадает в аварии. Ик!
— А. — говорит Лиля: — ясно. А с Машей ты как познакомился?
— С Машей? — Виктор смотрит на спящую Волокитину: — да в общем-то случайно. У нее хороший удар и она говорит правду в лицо. Ты знаешь, как арии воспитывали своих детей по Геродоту? Они учили их трем вещам — скакать на лошади, стрелять из лука и ненавидеть любую ложь. Кажется, что Машу воспитали степные народы ариев по Геродоту. Вот…
— У нее есть удивительная способность. — тихо говорит Лиля: — видеть тебя.
— Тоже мне способность. — говорит Виктор: — я вот тоже тебя вижу. Вот ты тут сидишь, а я тебя вижу. Я — Супермен?
— Видишь меня? — Лиля отстраняется от стола: — правда? А ну-ка… — она поднимает руки заводит их назад и стягивает с себя футболку через голову. Раз и готово.
— Ну? — спрашивает она: — что ты теперь видишь, Полищук?
— Эээ? — Виктор пялится на Лилю и подыскивает слова в голове. Что он видит? Сиськи? Пожалуй, некуртуазно так говорить. Бюст? Пожалуй, слишком куртуазно.
— Я вижу красивую девушку, которая играет за либеро «Красных Соколов» и не носит под футболкой бюстгальтера. — говорит он: — во как! Я справился?
— Почти. — Лиля снова надевает футболку на себя, к вящему разочарованию Виктора: — ты ж не меня видишь, а мою грудь. Все вы такие… кто-то видит сиськи, кто-то — волосы, кто-то — как я хорошо играю. А Маша… она не помнит, но я волейбол из-за нее выбрала. Она — всегда меня видела. Всю меня, настоящую меня, понимаешь? — Лиля наклоняется к спящей Волокитиной и убирает с ее лица выбившийся локон: — такая она. Она кажется грубой, но на самом деле глубоко внутри она очень ранима. Скажи, Полищук, вот ты — меня видишь? Видишь Машу? Твою Айгулю? Знаешь вообще, что в семье у нее творится? Почему Масловой так срочно парень нужен? Ничего ты не видишь. Позвали тебя с собой красивые девчонки ты и побежал, виляя хвостиком.