— Доброе утро, бойцы невидимого фронта! — повышает голос Виктор: — а ну построились! — галдеж стихает, и школьники поспешно строятся в шеренгу, толкаясь и путаясь с местами.
— Итак. — говорит он, оглядывая своих подопечных: — вот и наступило лето. Тем из вас, кому не повезло остаться в городе и попасть на летнюю продленку — придется страдать. Я не могу обещать вам ничего, кроме крови, пота и слез. После разминки мальчики будут наказаны футболом…
— Ура! — кричат мальчики и возбужденно галдят девочки и он — сдерживает улыбку.
— Девочки будут наказаны… волейбольными мячами и ракетками. — он пережидает очередной всплеск восторга: — но только до обеда. После обеда — учимся. — недовольные звуки со стороны шеренги школьников он игнорирует.
— Да, но и учеба может быть увлекательной. Те, кто уехал в санатории и лагеря отдыха — будут вам завидовать. У вас такая прекрасная возможность стать умней. Лучше. Выше. И конечно же — захватить мир! Да? — он кивает мальчику в очках, который поднял руку.
— Виктор Борисович, а если футбол не нравится? — задает он вопрос: — и если я не хочу мир захватывать?
— Тогда мы с тобой найдем себе другое занятие. Ну, хватит разговоров, рассчитайтесь на первый-второй, первые — два шага вперед, начинаем разминку… — он следит за тем, как они перекрикиваются звонкими голосами «Первый!», «Второй!». Качает головой. Что я тут делаю, думает он, чем я занимаюсь? И… будет ли опять компот на обед или снова чай сладкий подадут?
Глава 3
Глава 3
Компот был. Существовал как материальный объект, данный нам в ощущениях, согласно доктрине материалистической диалектики и учению марксизма-ленинизма.
Разлитый по граненым стаканам, янтарного цвета — если вы поднимаете стакан и смотрите через него на просвет, на солнце, которое бьет в окна школьной столовой и цвета благородного коричневого дерева — если вы смотрите на стаканы сверху, пока они стоят на подносе. Казалось бы, ничего особенного, просто школьный компот, сухофрукты, прокипяченные в воде с сахаром, коричневая бурда, которую подают в любой советской столовой — от Калининграда до Владивостока и от Кушки до метеорологической станции на Таймыре. В любой советской столовой вы будете как дома, потому что и в аккуратных прибалтийских городках, и в вахтовом поселке, расположенном в суровой сибирской тайге и в депутатской столовой во Дворце Съездов КПСС — везде вас встретит одно и то же меню. Борщ, солянка, котлета с картофельным пюре или макароны по-флотски. Сладкий чай или компот. Везде вас встретит один и тот же запах советской столовой. И кажется — одна и та же повариха, необъятная в талии, с пухлыми и могучими руками, в белом фартуке и белой же поварской шапочке на голове. Теоретически на этом месте могла быть любая другая женщина, например такая как «англичанка» Альбина Николаевна, стройная и красивая, могла быть такая, как третья жена соседа Нурдина — маленькая и смуглая Гульнара. В конце концов, в СССР нет разделения на мужской и женский труд, за стойкой поточной линии столовой мог стоять и мужчина. Например, тот же Нурдин. Или такой как Виктор. Если приложить мысленные усилия — то может быть и такой как Леопольд Велемирович — старичок с седыми волосами, чем-то похожий на Эйнштейна. Однако суровая реальность разбивала эти теоретические мысленные построения и гипотезы как кувалда советского работника тяжелой металлургической промышленности — капиталистический хрустальный набор из шести винных рюмок. Бдзынь! И во всех столовых необъятной страны, гордо занимающей одну шестую часть суши на этом месте стоят женщины необъятные в талии с пухлыми руками, сложенными на груди или упертыми в бока, такие, про которых в народе говорят «проще перепрыгнуть чем обойти» и «если на бок повалить — сама покатится». Как так выходило — мистика и ненаучная фантастика.
Виктор проследил чтобы галдящая толпа его подопечных уселась по своим местам и подошел к поточной линии — поздороваться. Дело в том, что для учеников столы уже были накрыты, а вот учителя получили свою порцию на раздатке.
— Здравствуйте, Мария Владимировна. — говорит он женщине с необъятной талией и пухлыми руками, сложенными на груди: — уверен сегодня нас ждут деликатесы, достойные описания в исторических книгах. Как у Вальтера Скотта, он так любит описывать блюда в своих книгах. Или у Алексея Толстого… — «подавались ему обычные в трактирах блюда, как-то: кислые щи, мозги с горошком, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок…», или как у Онегина — 'Вошел и пробка в потолок,