Выбрать главу
Лев Портной Трепетные птички
НОВОСЕЛЬЕ МАЙОРОВ
Часть 1
Заглянем в главу 5

Спросонок чувствуешь себя скованно, как будто кожа стянулась и того гляди порвется местами, если сделать резкое движение.

Подушка мокрая от пота.

Я сажусь на краю кровати и пытаюсь вспомнить, что же мне снилось такое страшное? Какой-то темный коридор… я бегу по нему… но это был не тот сон, не страшный. Страшный снился мне до этого сна, а по темному коридору… я… от него…

Я уже не сплю, но мне страшно, хотя не помню ничегошеньки из того, что мне снилось.

Закутавшись в одеяло, я отправляюсь в туалет. Добираюсь до него на ощупь по темному коридору и сажусь на унитаз. Я сижу, подобрав одеяло, упершись локтями в колени и опустив на руки голову. Мои длинные волосы ниспадают на лицо, и чешутся щеки. Я откидываю их и чувствую что-то неладное. Выхожу в ванну, где висит зеркало. Смотрю в него, на мгновение теряю дар речи и — начинаю визжать от ужаса. Я роняю одеяло, секунду любуюсь своими очаровательными полушариями третьего размера, а потом выбегаю в коридор и сталкиваюсь с соседкой, Еленой Владимировной. Она хватает меня за руки, встряхивает их и спрашивает:

— Светочка, что с тобой?! Что с тобой?

— Я не Светочка?! — воплю я. — А Шурочка!

— Боже мой, — бормочет соседка и растерянно глядит на меня.

Впрочем, колеблется она не больше секунды. Ее взгляд становится осмысленным, а действия решительными.

— Проходи сюда, я помогу тебе, ни о чем не беспокойся! — она вталкивает меня в ванную комнату и пытается запереть за мной дверь.

В последний момент я бунтую против заточения и вырываюсь в коридор. Елена Владимировна бросается на меня, и мы начинаем бороться.

— Ах ты, маленькая сучка! — шипит соседка, пытаясь сбить меня с ног.

— Да что ж это такое?! — я стараюсь освободиться от вцепившейся в меня женщины.

Она валит меня на пол. Сама падает на меня, заставляя испытывать некоторое удовольствие от вынужденной близости с нею. Но поскольку в ее действиях нет ни намека на дружбу или еще какое-нибудь теплое чувство, я решаю, что разумнее одержать над ней верх. Сил справиться с женщиной у меня не хватает, и я озираюсь по сторонам в поисках подсобного средства. И оно найдено. На стене висит фагот. Я знаю, что, если не в рамках самозащиты, а на поводу у обуревающей меня похоти прихвачу эту женщину за какое-нибудь интимное место, фагот обязательно постарается ударить меня, и тогда нужно будет исхитриться и подставить под удар не свою, а ее голову. Откуда я знаю, что музыкальный инструмент, висящий на стене в качестве декоративного украшения, от ревности бросится на нас, сказать невозможно, но мне это ясно так же, как ясно то, что красный цвет это красный, хотя невозможно вспомнить, когда мне это объяснили впервые. Я опускаю руки и изо всех сил сжимаю ягодицы Елены Владимировны.

— Ах, ты мой персик!

— Не лезь ко мне, лесбиянка окаян… Как ты смеешь?! — с отвращением верещит соседка.

Фагот срывается со стены, но, как я ни уворачиваюсь, по голове он бьет все же именно меня.

И я теряю сознание…

Прихожу в себя от ударов молота, колотящего в голове, и, не успев открыть глаза, понимаю, что это не молот, а шаги тех, кто несет меня куда-то вниз, кажется, на носилках.

— Классная телочка, — слышу чей-то голос.

И тут я вспоминаю все, что произошло…

Глава 1

Когда грузчики затащили на третий этаж мой скудный скарб и, получив от меня обещанные пятьдесят штук, укатили на своем грузовике, ко мне подошел невысокий мужчина лет шестидесяти и спросил:

— Новосел?

— Так точно, — ответил я.

— А я дворник, дядя Саша, — представился он, — если надо чего, все ко мне идут.

— И меня Сашей зовут, — я протянул ему руку.

— Тезка, значит, — он как будто обрадовался, но взгляд не изменился.

— Значит, если что, заходи, — добавил он, немного помолчав, — замок врезать или кран починить. Я в третьем подъезде живу, первая дверь налево.

Он пристально посмотрел на меня; у него были глаза человека, имевшего большой жизненный опыт и повидавшего на своем веку очень многое, гораздо больше того, что видели простые, непьющие, люди. Он переминался с ноги на ногу, как будто хотел спросить еще о чем-то очень личном, но не знал, как начать, чтобы не показаться нескромным. «Наверно, на водку попросит; скажу ему, что на свои пить нужно!» — подумал я.

— В пятьдесят четвертую въехал? — выдавил наконец-то дядя Саша с явным облегчением, словно это и был тот самый каверзный вопрос, требующий особенной деликатности.