Умолкнув, Эксузьян вновь вытер чистым платком лицо и, отпив из стакана глоток воды, стал рассказывать дальше.
— Для остальных арестованных, которые были заперты в темной каюте рядом с машинным отделением, неожиданно пришло избавление. Вдруг распахнулась дверь каюты, и все услышали голос механика катера: «Товарищи, бегите! Прыгайте в море и плывите к берегу!» Когда отец ринулся к двери, он едва не споткнулся о труп гестаповца: механик каким-то чудом сумел бесшумно прикончить обоих часовых.
— И кто был тот механик?
— О нем отец узнал только потом. До берега он добрался благополучно. Оказывается, спас их от смерти механик немецкого катера Готлиб Синичкин. Но сам он погиб: когда отец плыл к берегу, он слышал звуки выстрелов, а потом катер взлетел в воздух… Тот механик, говорил отец, был, вероятно, советским разведчиком или бойцом подпольной антифашистской группы.
Помолчав секунду, рыбак как-то по-детски доверчиво и сердечно посмотрел Синичкину в глаза.
— Я понятно рассказываю?
Синичкин, догадываясь, что Самед собирается заговорить теперь о главном, утвердительно кивнул головой.
— Я очень хорошо запомнил день, когда отец в газетах прочел, как вы изучаете язык дельфинов. Он был сильно взволнован, а ваша фотокарточка в газете просто потрясла его. «Самед! — позвал он меня, показав жестом, чтобы я присел к нему на кровать. А в глазах у самого радостные искорки, словно и не больной он вовсе. — Ты знаешь, знаешь, кто этот молодой ученый, который учит дельфинов людскому говору? Этот человек точь-в-точь похож на того Синичкина, что вытащил нас тогда из ада!» Мне трудно было сразу поверить в это, я говорил отцу, что он, может быть, толком и не запомнил своего спасителя, но отец, не отрывая взгляда от снимка в газете, твердил свое: «Зачем ты говоришь такое? Я его запомнил на всю жизнь! Провалиться мне в пучину, коль это не сын или близкий родственник механика с немецкого катера». Прочитав газетный очерк, я и сам подумал, что Готлиб Синичкин и в самом деле может быть вашим родственником.
— Но ведь отец мой был в семье единственным сыном, — задумчиво проговорил Виталий, удивленный услышанным от рыбака.
— Все-таки скажите: вы лицом похожи на отца?
— Дома сохранилась только одна его фотография. Судя по ней, мне кажется, сходство в какой-то мере есть… Бабушка же, когда я во время отпуска приезжаю к ней в деревню, обычно уверяет, что я копия отца.
— Вот, вот! — оживился Самед. — И я так думаю. Прямо вылитый отец!
— А ваш отец и сейчас живет в совхозе?
По лицу Самеда вновь пробежала тусклая тень.
— Скончался он, похоронили два месяца назад. Пытали ведь их фашисты на допросах, словно звери, потому и ушел из жизни раньше времени… Все собирался послать вам письмо, да не успел. А мне написать вам, казалось, вроде неловко. Потом вдруг эта случайная находка — портсигар. Опять вспомнились рассказы отца. И не вытерпел, написал.
— Странно, — сказал Синичкин. — С каких пор мы пытаемся хоть что-нибудь разузнать об отце, но кроме того, что он пропал без вести, ничего не удается выяснить. А теперь вот… сразу столько всего… Но… если Готлиб Синичкин действительно мой отец, то как очутился он на немецком катере?
— Может, он и в самом деле был нашим разведчиком…
— Ах, если бы я успел повидаться с вашим отцом… Постойте, постойте, возможно, жив еще кто-нибудь из тех, кто вместе с ним был на катере?
— Четверых они пристрелили, еще один умер от ран уже в партизанском госпитале. Трое из оставшихся в живых после освобождения города ушли с нашими войсками на Запад. С одним из них отец встретился после войны. Я слышал, что приехал он к нам в совхоз из Одессы, но имени и фамилии его не запомнил.
Встав из-за стола, Синичкин неторопливо прошелся по комнате. Самед Эксузьян, повертев в руках портсигар, вновь протянул его биофилологу.
— Виталий Сергеевич, вы еще не посмотрели, что там внутри.
— На вещичку в тонкой пленочке?
— Да, да. Взгляните на нее.
Синичкин начал разворачивать пленочный сверток, и из него вдруг выпало и покатилось по паркету небольшое кольцо. Виталий тут же поднял его и, положив на ладонь, застыл на месте. Кольцо, в которое впился глазами, он явно когда-то видел. У Синичкина даже мелькнула догадка: не на руке ли матери, давным-давно, в детстве?
От напряжения у Виталия на лбу появились тонкие морщинки. Он пытался представить рядом с матерью отца, но воспоминания о нем были какие-то безжизненные, расплывчатые, как полузабытый сон.