В короткую передышку, когда ветер ослаб, я и Сергей разговорились. Мы сидели у казематного окна со скошенным книзу подоконником и под вой ветра, разглядывая мельтешащую перед стеклом муть, тихонько переговаривались, делясь друг с другом своими мыслями, пустыми не скрою, но хотелось говорить, и мы говорили, недолго, зато откровенно.
— Чего не могу понять, зачем нужна конспирация, неужели зная, что и зачем мы делаем — подвергли бы операцию риску? — Спросил я, непроизвольно накручивая на указательный палец, найденный на загаженном полу огрызок мягкой проволоки.
— Я сам много размышлял на эту тему, — ответил Сергей, — и ничего сколько-нибудь вразумительного не придумал. Не знаю. Может для большей достоверности и чтобы раньше времени не слиняли отсюда. Ты бы выдержал, зная, что в любой момент можешь выбраться отсюда? Лично у меня такие мысли были и не раз, бросить всё к чёртовой матери и…. — Он махнул рукой. — А уж Ким точно бы свалил, будь спокоен, если бы знал исходную точку. Последний год он сильно дёргался, поизносился, что тут скажешь работа нервная. Я усиленно трудился в лаборатории, экспериментировал с первоначальным составом сыворотки, он поставлял материал…
— То есть людей? — Вклинился я в его рассказ.
— Не только. Но людей в первую очередь. Новый препарат даёт потрясающий эффект, впрочем, ты же знаком с результатом, да и сам испробовал изначальную сыворотку на своём знакомом. Видел, на что способен неподготовленный человек после инъекции? Андрей буквально разорвал Кимовских шавок. Страшная штука! Особенно после моей доработки. Мы же с детским питанием начинаем принимать этот коктейль, для нас увеличенная доза как билет на аттракцион.
— Это понятно, я о другом.
— О чём?
— Зачем нужно было устраивать цирк относительно моей прошлой жизни? Девушку эту придумали, подбросили сломанные часы, сфабриковали фотографию, старуху эту в мою голову впихнули — зачем? А после ещё отлакировали детство якобы прожитое в общине.
— Базовая версия. Как ты знаешь, герой должен расти совершенствоваться стремиться к цели и в итоге достигать ее.
— Издеваешься?
— Если подумать, то, да.
Я не обиделся.
— Но суть остаётся прежней. Тут на первом плане не твои личные переживания, а фон, и главное, то впечатление, что ты произведёшь на окружающих простаков, так сказать — аура. Думаю в этом дело. Хотя, что я знаю, кроме нескольких правил внедрения дезинформации. Я такой же диверсант как ты и Ким. Память со всеми её ответвлениями слишком сложная структура, чтобы пытаться её препарировать без ущерба для себя самого. Так что прибереги свои вопросы до возвращения. Что да как, деталей я не знаю, а в общих чертах ты уже и сам разобрался.
— Разобрался, — пробурчал я. — Чуть с ума не сошел!
Из проволоки получилось кольцо, стянул два усика в тугую спираль, обломал кончики, и стал так же отвлеченно вращать кольцо на пальце.
— Почему чуть? — Оживился Сергей. — Откуда такая уверенность в собственной нормальности? Вдруг ты совершенно чокнутый сукин сын, который просто морочит остальным головы? Вот Ким, например, уверен, что ты не знаешь куда идти. Он думает, ты хочешь нас обоих прикончить, заманить в уголок выждать подходящий момент и прикончить. Ерунда, разумеется, тем более что я не хочу шептаться за его спиной, но Ким знаешь себе на уме и если вбил в голову нечто конкретное, выковырять это из его извилин очень и очень не просто.
— Интересно конечно, но зачем ты это мне рассказываешь?
— Затем чтобы ты не вздумал валять дурака, и путать хороших людей! Не то они могут тебе, голову отвернуть, хочешь по часовой стрелке, хочешь против. — Неожиданно встрял в разговор Ким. Причем он даже не пошевелился, как лежал на боку, отвернувшись от нас, обняв себя за плечи, так и бубнил под нос. — Вы бы оба закрыли рты и дали поспать. Что да что, почему да почему. Забодали! Честное слово ни днём, ни ночью покоя нет. Заткнитесь прошу!
Слышал ли он разговор с самого начала или нет — не имеет значения. Важно другое, он вполне чётко высказал свою позицию, пусть и спросонья вполголоса, но зато красок не пожалел. Молодец наёмник! Завяжу узелок на память.
— Правда, Алексей давай закончим. — Сказал Сергей.
А что ещё можно было добавить? Я не сказав ни слова, прислонился затылком к стене, закрыл глаза и попытался уснуть.
Не получилось. Я без конца, оборот за оборотом, крутил на пальце кольцо, при этом мысль моя полностью остановилась. Последнее что сделал осознанно — засунул за берц правого ботинка гранату.
Ветер то затихал, то поднимался вновь, но к вечеру всё закончилось, лишь изредка налетали заметно ослабшие порывы. Пыль клубилась в воздухе, но очертания предметов уже не сливались в общий песочный тон — контрастировали, позволяя взять правильное направление, и отправиться в дорогу без страха сбиться с пути.
На коротком военном совете стихийно устроенном во время перекуса, мы приняли единогласное решение выходить, не теряя времени.
В сумерках сгущённых рассеянным в воздухе песком свет заходящего солнца излучал багровые широкие на полнеба разводы, было красиво, я даже загляделся. Ким подтолкнул меня в спину, прежде чем я сделал шаг из проломленной стены наружу.
Шли молча. Ким первый, я следом, замыкал шествие Сергей, меня точно вели под конвоем.
Но, это так мелочи.
Всю оставшуюся до градирни дорогу меня допекала одна зыбкая нестойкая идея, я не мог её чётко оформить и оттого не находил себе места. Эта идея, эта въедливая зараза сновала, между синапсов как пейнтбольный шарик, ударяя по приёмным гнёздам разнося по черепу никелированный звон. В конце концов, от этого звона я вообще перестал что-либо соображать и пришел в себя только когда мы оказались у цели нашего пути практически вплотную.
Я, как и первый раз был потрясён видом расширяющегося кверху, теряющего свою вершину в ночной тьме и пыли гигантского конуса поддельной градирни. Пристроенный к ней корпус с обветшавшим фасадом выглядел необходимым дополнением — антуражем к этой странной постройке.
Мы подошли ближе и встали у входа, задрав головы.
— Уверен? — Спросил Сергей.
Я закусил губу. Ким передёрнул затвор, выкинув на изувеченный асфальт патрон, и многозначительно посмотрел на меня.
— Ты бы слюни подобрал, домой собрался. — Сказал я нисколько не впечатлённый его откровенным выпадом.
Ким тихо зарычал, перевёл дуло автомата на проход и дал очередь, то ли для прикола, то ли назло, то ли чтобы убедиться, что никто не прячется в темноте. Посыпалось стекло. Сергей косо посмотрел на стрелка и коротко спросил:
— Всё, отпустило?
— Угу. — Ответ Кима оказался ещё короче.
— Тогда автомат на плечо и шагом марш! — Скомандовал я.
Мы поднялись по низким ступеням и вошли.
Ничего не изменилось. Блестели турникеты за ними темнота и этот навязчивый затхлый запах застоявшегося воздуха, несмотря на постоянный сквозняк. Ну, и страшно было, немного. Для каждого из нас градирня несла по себе определённую, я бы сказал сакраментальную составляющую. В этом я уверен, во всяком случае, мы притихли и не только потому, что опасались внезапного нападения. Нет. Тут дело обстояло несколько иначе. Охватившая нас тихость, более походила на близкий к религиозному восторгу трепет, этакое смиренное возвращение трёх блудных сынов в храм родительского дома. Я, конечно, преувеличиваю, но что-то такое, беру на себя смелость утверждать за всех, мы и испытали.
Осторожно ступая, выверяя каждый шаг, мы миновали турникеты и пост охраны. Я вытащил из кармана фонарик и принялся накручивать динамо, освещая дорогу. Ким и Сергей держались чуть позади. Мы старались идти как можно тише. Вскоре открылся широкий коридор, мы прошли первое ответвление, я знал, что за четвёртым находилась тяжёлая дверь, за которой я провёл в тревожных сновидениях ночь после того как чуть не утонул в размытой ливнёвке. Но сегодня меня интересовало другое, поэтому прошел мимо, не отвлекаясь на мелочи. Коридор тянулся бесконечной каменной кишкой, а метров через сто он стал раздаваться вширь, напоминая чудовищный желудок. Пройдя немного вперёд, мы очутились в обширном зале, слабый свет фонаря не мог охватить ни стен, ни потолка.