Жизнь в усадьбе резко переменилась после рождения Раймонда. Исидор продал всех марионеток и деревянные мечи. Дед Николас больше не готовил для гостей. Всё пошло под откос, призрак запустения прибыл в усадьбу, ему широко распахнули двери. Одиннадцать лет назад Альберт также прибыл домой, чтобы проститься с матерью, в тот раз он не узнал родной дом.
Больше всего на свете Альберт мечтал, чтобы отец гордился им. Оттачивая мастерство мечника, он сыскал славу на турнирах. В честном поединке ему не было равных. Но Исидор не был впечатлён, он уже не различал жертвы, и во время ужина он только поливал грязью прогнившие устои Белого ордена и винил рыцаря во всех бедах. Словно Альберт лично вершил судьбу страны, словно его руки были замараны кровью невинных чудотворцев.
– Жалеешь небось, что не меня похоронили, – ядовито, спросил он, даже не осознавая, что несёт. По законам наследия Эльса крохотный земельный удел должен был перейти рыцарю, хотя Берт никогда не опускался до низких вопросов богатства, да и рано ему было думать о наследстве, он на миг опешил, но сразить его словом было непросто, даже родному отцу. Ах, если бы только счастливые моменты его детства могли бы повториться хотя бы ещё раз. Но только их уже не вернуть.
– При всём моём почтении, отче. Жалею, – сухо ответил рыцарь. Он мог легко пробить защиту любого противника в бою, и только его отец оставался совершенно непробиваем. Собственно, на этом их общение закончилось. Так пусть же отец остаётся в неприступной цитадели, которую воздвиг вокруг себя. Молодой рыцарь встал из-за стола и отправился в свою комнату собирать вещи, которые едва успел разложить…
Глава 8. Цветы и вороны
Альберт решил провести остаток отгула в городе, и на следующий день отправился в Эльсизар, Белый Утёс. С собой он взял Раймонда, желая показать ему пару боевых приёмов и отвлечь от гнетущей атмосферы. Покинув усадьбу на рассвете, пройдя через берёзовую рощу, они вышли на широкую дорогу. Вдоль тракта были высажены плодовые деревья, и жуткая картина открылась в лучах весеннего солнца. С широких ветвей цветущих вишен и яблонь то тут, то там свисали тела мертвецов, рой жирных мух смешался с молочными облачками опадающих лепестков. Прекрасный аромат цветов пронизывала приторная вонь разложения.
Ведьм и колдунов в Эльсе, как и полагается, сжигали на кострах, солнцепоклонников тоже сжигали, но после смерти, а богохульников и неугодных сжигали живьём. Впрочем, число врагов королевства росло и множилось такими темпами, что устраивать костры для каждого стало чересчур накладно, и изволением белого короля Бартоломео, ну и жестом величайшего гуманизма, не слишком неугодным даровали лёгкую казнь – через повешенье. Вереницы причастных и непричастных, ведуньи и колдуны, многие из которых не были пробуждены даже в первый раз, безмолвно свисали с мощных ветвей по краям дороги. По приказу целителя Фириона в городе должна соблюдаться чистота, поэтому правосудие вершилось за его стенами. Казалось, лекарь высочайшего положения обязан сражаться за каждую жизнь, но система, веками хранившая королевство от чумы и холеры, вывернулась наизнанку: целители отыскали весьма циничный интерес в политике инквизиции – чем больше больных и убогих будут казнены, тем меньше погибнут от хворей, повышая их результаты. Начиная с коварных доносов на тяжелобольных, целители дошли в своём падении до того, что сами стали самыми рьяными инквизиторами.
Рэю было три года, когда впервые он посетил Эльсизар, на повозке, на руках Минакомори, вместе с сёстрами они ехали повидать Берта на День Солнца. День Солнца, самый главный праздник в Ирмаре, знаменовал начало нового года и отмечался в день летнего солнцестояния. В тот год юный паж Альберт прибыл в город на пир. Вместо висельников на ветвях покачивались кованные фонарики с цветными стёклами, зазывая торговцев и гостей праздника. Как же светлы и недостижимы были те благие времена. Сейчас мальчик боязливо жался к спине брата, мёртвых он уже, конечно, видел, но разнообразить такой опыт ему совершенно не хотелось. Алчные жирные вороны, пресыщенные плотью, кружили вокруг всадника, заприметив мальчика, они истошно орали и щелкали клювами.
Потеряв страх и совесть, птица размером с курицу нацелилась выклевать глаз ребёнку, и, зависнув в воздухе и оглушительно каркая, стала стремительно снижаться. Раймонд в ужасе вцепился в плащ брата. Берт медленно обернулся и посмотрел на ворона пристальным испепеляющим взглядом. В нём не было злобы, лишь чистая сила вырвалась наружи. Едва различимый гул набирал высоту, воздух задрожал и запел напряженной струной. На миг всё стихло, а затем последовали удар и резкий свист рассечённого воздуха.