— Ах вот он ваш запретный плод, – сразу догадалась Наяна.
— Именно. Свитки составляют длинный трактат, Аклороспетум, что с ирмарского переводится примерно, как третье таинство или третье пробуждение. Написан он был кантарами, маленьким племенем кочевников, скитавшихся по просторам Ирмара, о них мало что знали до той войны, а после неё считается, что их всех перебили. Кантары почти никогда не пользовались письменностью, оставив после себя разве что рисунки на скалах, и эти свитки остаются единственным свидетельством их чудес. Впрочем, письмена никогда не интересовали носкорцев, особенно те, которые способны прочесть лишь несколько десятков человек по эту сторону пустыни. Поэтому Аклороспетум за бесценок был продан синладским торговцам и благополучно перекочевал в архивы Тангламана и пылился там много лет, пока совсем недавно библиотекари не постарались перевести их. В свитках оказались инструкции, как летать, разжигать огонь взглядом, ну и заодно прямым текстом написано, как обрести божественные силы и нести волю ирмарского божества Имрока.
— Неужели мудрейшие и просвещённые поверили в старинные сказки далёкого народца?
— Нет, конечно же не поверили, на самом деле всё это сочли фольклором. Ты же понимаешь, что мудрецы Круга претендуют на то, что им известны все таинства мира от премудростей выращивания морковки до мистерий управления государствами. Никто из них никогда не поверит в существование каких-то чудес, к тому же ничего из этого так и не удалось повторить. А потом обнаружили свиток с именами. Каждый, кто на него смотрел, видел сперва своё имя. И вот это уже было действительно странно, и мудрейшие решили изучить свитки более детально…
— Но их украли, — язвительно закончила Наяна.
— Да, как это обычно водится, всё то, что имеет цену, исчезает из библиотеки призрачным и крайне стремительным образом… — рассмеялся звездочёт.
Той ночью они так и не сомкнули глаз, предаваясь догадкам о том, что сулит владельцу обладание секретами исчезнувшего народа. Конечно, не только свиток стал поводом для предстоящей суматохи, учитель Севериго, мудрейший Кунай, вожделел утерянных знаний, услышав о следах кантаров, он сразу же отыскал в шелухе слухов зерно истины и был готов вступить в охоту за свитками при полном оружии, самым эффективным из которого и был его верный и надёжный ученик.
За горизонтом забрезжил розовый рассвет, Наяна заварила душистые кофейные зёрна и разогрела вчерашние кукурузные лепёшки, добавив к ним жидкого мёда. Позавтракав и вылив на себя целую кадку воды, вобравшей ночную прохладу, звездочёт решил дать бой сонливости, постаравшись переделать все дела по хозяйству: нарубить дров, принести воды из колодца и взрыхлить несколько грядок. Он лишь недавно переступил тридцатилетний рубеж, и бессонная ночь ещё не в силах совладать с ним, во всяком случае, поверить в обратное он не был готов.
А когда на ясном небосводе взошло солнце, и яркие лучи ворвались в комнату сквозь распахнутые окна, обнажая неприметные, невидимые при тусклом свете огня детали, можно было вновь прикоснуться к раритету. Севериго подошёл к столу, сонливость моментально сменилась сладострастным восторгом, он осторожно провёл пальцами по тонким завиткам узоров, бледной татуировкой пронизывающих поверхность пергамента. Свиток был написан совсем не так, как это делают в Синладе, вместо чернил и пера неизвестный мастер сумел выжечь каждое имя тонкими изящными штрихами, словно используя раскалённую иглу, или действительно выжигая пламенным взглядом.
Рядом Севериго расстелил брачное свидетельство, также украшенное витиеватыми письменами и торжественными узорами, безнадёжно уступающими филигранным картинкам в свитке. Внизу документа, под золотым гербом города Синлада, значились имена супругов Севериго и Наяны Мерум – одно из немногих письменных свидетельств их существования. Имена в свитке не просто были похожи на росписи молодожёнов – они идеально совпадали, каждый изгиб линий и завиток, словно создатель свитка копировал их с оригинала. Догадка Куная была верна, каждое имя было начертано по-разному, в соответствии с манерой письма своего обладателя, однозначно указывая на него. Звездочёт принялся аккуратно переписывать имена: неряшливые каракули крестьян, изысканные завитки мудрецов, спешные росчерки купцов. В Синладе было в ходу две или три сотни имён, и большинство из них встречались в свитке, некоторые много раз, а некоторые лишь единожды. Пока рука вычерчивала неаккуратные штрихи, сомнения терзали звездочёта: он боялся, что вся затея не имеет смысла, и никого из свитка найти не удастся, а где-то в глубине души ещё сильнее он боялся обратного.