Яков Лихой спрыгнул с повозки, следом за ним соскочил с рыдвана ухарь-чернец. Противники сбежали вниз по канавке и вышли на луг. Инок протянул кравчему один из кинжалов. Бывший боец Опричного войска встал в стойку и между неприятелями закрутилась кинжальная сеча. Да только стойка и навыки не подсобили боярину — матёрый чернец быстро одолел его, кинжал воложанина рухнул в траву... Яков Лихой помотал головой, прогоняя хмель, сел на кочку и потребовал нового боя:
— Погоди-ка, горбоносый. Передохну малость. Я — захмелевший.
— Отдыхай, — молвил противник и стал прогуливаться по лугу, круча кинжалом.
“Как он с клобуком-куколем на башке умудряется столь ловко битву вести?” — недоумевал царёв кравчий.
— Продолжим? — полюбопытствовал чернец.
Продолжили. И сызнова горбоносый ловкач победил воложанского дворянина. Яков Лихой опять потребовал передых. Поделал упражнения: сгибал-разгибал спину, лёжа на земле; размял основательно руки, присел коленками двадцать раз... Новая битва — новое поражение. Только в этот раз чернец будто остервенелся нутром. Он прислонил остриё кинжала к горлу противника и сквозь сжатые зубы приказал недотёпе:
— На колени, верёвошный черть.
Яков Данилович выполнил волю победителя.
— Ну что, хобяка, — осклабился чернец, — можно и трёх мятежников порешить в лютой сече, можно троицу татей прибить, туловище пополам рассечь саблей-шамширом, так? А самого себя победить... невозможно, друг милый.
Себя победить... нет возможности! Нет возможности!! Нету её, нету, бродяга, черть верёвочный, нету её и не будет во веки!
Где-то внутри полуразрушенного сруба спал мертвецким хмельным сном красавец-крестьянин с русой бородкой, в одних исподних штанах возлежащий на стожке сена. Около него сидела нагая прелюбодейка. Она схватила пальцами нос-сливину пьянчуги и покрутила им по сторонам. Крестьянин рыкнул тихонечко... и продолжил спать. Охаверница звонко расхохоталась и подёргала шмат бороды. Потом шкурёха пальцами стала бегать по мощному пузу мужика, без всякого намёка на жир. Худой он был телом, небогатый весом мущинка... Вздыбленные холмики грудных мышц поднимались и опускались в такт его дыхания. Шкурёха высунула наружу длинный багряный язык с раздвоенными концами, облизнула сухие губы, шальные пальцы забрались под исподние штаны крестьянина. Волочайка снова звонко расхохоталась и нащупала обмякший отросток...
Повозка стояла у изгороди. Яков Лихой пришёл в себя, приподнялся над бортами рыдвана, огляделся, увидел Митьку, что вязал сейчас кобылу к острию частокола, и задал вопрос:
— Что за место поганое? Бабы-Яги притон?
— Готовь рупь серебром, хозяин. Пошли, ждут нас.
Уединенный умёт оказался окружён плотно приставленными друг к дружке заострёнными брёвнами. За частоколом неярко искрился свет — внутреннюю территорию освещали факелы. Приятели прошли на задний двор, Митрий держал в деснице востро заточенную саблю.
— Держи, Яков Данилыч, — протянул оружие холоп. — Скоро игрище будет. Приготовься, барин. Разомни руки покамест.
К путникам вышел низкорослый коренастый хозяин с откровенно разбойничьей физиономией. Он с сомнением оглядел седобородого.
— Управится? Уверен, Митяй?
— Уверен. Ступай, хозяин. Зачинаем представлению.
— Добро. Жду в сарайке тебя.
Коренастый мужик скрылся за деревянными воротцами.
— Как здоровие, Яков Данилович? — улыбнулся Батыршин.
— Ты чего задумал, стервец? — озадачился боярин, отошёл чуть в сторонку и рассёк клинком душный вечерний воздух.
— Скоро выйду к тебе я со зверем... Зверь – шибко злой. Гонять тебя станет. Твоя задача — башню ему срубить. Иначе — сомнёт.
— Шуткуешь, Митяй?
— Ожидай, Яков Данилович. На всякий случай скажу напоследок: не торопись его мигом прикончить. Зверь — башковитый.
— Шальная башка, а ума — два вершка. Веди зверюгу, щ-щаул ты!
Митька скрылся за воротцами деревянной постройки. Яков Лихой остался стоять посредине загона. Припомнилась беспокойная молодость, новгородские подвиги... Бывший опричник помахал саблей, перебежал вправо, потом влево, приседание, мах...
Вдруг из ворот выскочил Митька, держа в деснице туго натянутую бечёвку, а в левой руке — кинжал. К верёвке был привязан здоровенный чёрно-бурый кабан, уши торчком. Зверь хрюкнул в раздражении. Нижние клыки хряка угрожающе стервенелись в вышину. Грива на спине кабана топорщилась. Животное издало угрожающий рёв. Яков Лихой обомлел и разинул рот. Пальцы обмякли, десница ослабла. Припомнилась недавняя неудачная схватка с ершистым чернецом...