— Последний вопрос — мятежные северяне.
Матвей Калганов бросил короткий хищный взор на Милосельских. Никита Васильевич ответил ему подобным же взором. Два ястреба ныне готовились основательно поклевать друг дружку. К слову сказать, бояре уселись сегодня особым макаром... По правую руку от пустующего Трона набилась на более длинную лавку калгановская стая. Много тут имелось фамилий: братья Вяземские, Галицын, Шереметин, Трубецков, Ясупов, Андрей Белозерский с сыном, Иван Ташков, Долгорукины, Голиков. По левую руку от Трона, на более короткой скамье сидела стая князей: отец и сын Милосельские, Волынов, отец и сын Воронцовские, Родион Пушков (тесть Никиты Васильевича)… и всё. В стае потомков Великого Рориха оказались только их сродственники. На небольшом расстоянии от Ивана Воронцовского сидела нейтральная группа бояр, те вельможи, которые не получили золотишка от калгановского семейства: Толстов, Гагарев, Захар Батурлин, молодой Богдан Богданович Вельский (сын последнего любимца презлого Иоанна). Про его покойного родителя и поныне ходил слушок: потравил Мучителя — скверное reputatio для знатного боярина. Такого союзничка не хотела иметь в своих рядах никакая стая... А ещё говорят: сын за родителя не в ответе. Молодой Вельский — простодушный и смирный нравом молодец... полная противоположность отца, лукавого царедворца. Ан нет — тень покойного батюшки-шино́ры, казалось, всегда таилась за широкой спиной гожего ликом Богдашки.
Дюжина сторонников Фёдора Калганова — супротив жалкой кучки сродственников князей Милосельских… Ну заболтает Василий Юрьевич вступить в их союз простодушного Богдашечку Вельского... Сородичи по древу великого Рориха, Толстов и Гагарев, допустим, присоединятся к их стае. Всё одно — неравная схватка. Четырнадцать рук за правнука мурзы — супротив девяти благородных десниц за Никиту Васильевича. Дюжина ручищ за Фёдора Калганова — чёртова дюжина, продажное племя. Для которого золото — важнее чести боярской. Наследие Царя-Мучителя...
— Великий Новгород — в возмущении, — заговорил Романовский. — Наместник тверской земли Турчин грамоту сотворил, как полагается, по закону российскому. Картина там ясная — мятеж.
Глава Боярского Совета зыркнул очами по князьям.
— К тебе обращаюсь, Никита Васильевич. В твоих руках — Опричное войско. Почему до сих пор не ведёшь отряды к Новгороду? В чём причина простоя, поведай нам.
Никита Милосельский встал со скамьи и тыльной стороной ладони протёр пот со лба. Из-под его синей шапки-мурмолки торчали взмокшие русые кудри, голубые глаза были полны хладнокровия и спокойствия. Ещё вчера он принял решение — ваньку не валять, а отбиваться от лихих атак разумными доводами.
— Как голова Опричного войска заявляю: новгородский мятеж — не чета предыдущему. Северяне ныне подготовились основательно: немцы-пушкари из Земгалии, цельный отряд; своих дружин туча. Вывод, бояре: Опричное войско в одиночку не справится, нужна подмога. Стрельцы и отряды стражников требуются позарезу. Стрелецкое Войско отправилось в крымский поход... добро, кинем клич — дворяне соберут ратников и ещё будет подможение — пустоголовые холопы-бойцы, которые разбегаются от одного вида неприятельских полков. Дело то? — кончил речь вопросом молодой Милосельский.
— Чего же ты предлагаешь, князь? — спросил Романовский.
— Ждать Стрелецкое Войско и их пищали с длинными стволами. Я не сумасброд — суваться саблями под огонь земгальских пушкарей. Ныне — порох на порох сражаются.
— Речи твои — словоблудие, Никита Васильевич, — начал вскипать первый вельможа Собрания.
— Михаил Фёдорович!
Десницу ввысь поднял окольничий Ташков. Романовский отвёл от Никиты Милосельского тяжёлый взгляд и слегка кивнул головой Ташкову: говори, мол. Иван Артемьевич встал со скамьи.
— Эге, бояре. Никита Васильевич — возглавляет Опричное войско. Я ведаю, что сие есть, сам там служил, было дело. Как же выходит то? Князь Милосельский получает государево жалованье, сабель две с половиной тыщ имеет, и сидит на Опричном Дворе — аки заяц? Для чего вообще тогда мы кормим опричников, ась? Дармоедов держим? Твоё поведение, Никита Васильевич, не что иное есть — как потаканье смутьянам! Так-то! Опричнина — какого корня словечко? Забыл, княже? Опричь! Отдельное войско, особый отряд Государя! Привилехиум, сливки молошные, накипь с вишнёвого взвара пресладкая!
— Дозволь я скажу, Михаил Фёдорович, — поднялся со скамьи свою высокую и крупную фигуру боярин Волынов. — Служил ты в Опричнине, как же то, Иван Артемьевич, помним мы. Сам то бился с супостатами али иными делами баловал? Дьяка Татьева, как свинью прирезал на заднем дворе святой церкви, помним! Окольничему Федьке Басманскому: башку разможил цепью в темнице — вот твоя служба. Холопов сечёшь — будто душу дьяволу запродал. Нутро у тебя — окаянное. Нет веры твоим словам, Ташков, так что угомонись!