— Прирезал. Кесарь велел, он и прирезал.
— А ты... смог бы?
— Федьке Басманскому башку размозжить? Смог бы.
— Не. Отца прирезать по велению кесаря. Смог бы, Матвей?
— Не дай Бог на таком распутье оказаться. Даже думать не желаю о таком выборе.
— Твоя правда, — вздохнул глава Торгового приказа. — Дела былые. Давай лучше к нашим делам, к нынешним.
— Всё славно сложилось, Фёдор Иванович, — возликовал Матвей. — Ташков Иван — молодцом, вдарил брыдливым языком по Никитке-врану. Государь указ состряпал — спорина́! Пусть попробуют теперь ослушаться волю кесаря — страшное преступление.
— Не помер бы, — нахмурился грядущий Великий Князь.
— Да пускай помирает. Руки ввысь, бояре, и ты — Государь.
Матвей Иванович, когда замаячил на небосводе загляд захватить Трон Всероссийский, поначалу терзался досадой. Отчего народился, мол, средним братом? Был бы старшим Калгановым — на Троне сидел бы. Да только со временем хитроумный Матвей Жеребец осознал: серой тенью при самодержце быть лучше. Пущай Федька на Троне сидит, щёки дует. А государевы дела, он самолично справлять станет. Осталось последняя забота в подобном дельце — согласовать своё исключительное грядущее положение при Престоле с кичливым братцем...
— Оно так, разумеется, — заговорил Фёдор Калганов. — Пущай он помрёт — когда Опричное войско уйдёт на Новгород. А ежели до отхода воронов отдаст Богу душу — закавыка. Никитка заерепенится, не даст он мне крестного целования...
— Стремянные стрельцы нужны, — покачал головой Матвей.
— Ну так что с ними? С человечком встречался, намостит он дорогу нам? Али — кравчий Лихой? Ась, Матвей Иванович?
— Да видимо — кравчий Лихой. Осталось только один вопрос с ним закрыть, недоразумение было...
— Чего ещё?
— Гостил он в Сыскном приказе. Аудиенц имел... у князя Василия.
— И что?
— Как что? — рассердился Матвей Калганов. — Наш союзник вдруг заявляется в гости к нашему главному недругу!
— Так может он... со своим зарестом ходил вопрос решать. Ярыжки сыскные, люд сказывает: его на верёвках там... покрутили малость.
Дверь подклётной палаты раскрылась. К братьям подошёл Еремей.
— Ерёмка, братец любезный наш, здравствуй, — заголосил Матвей. — Боярский Совет прошёл... как по маслу, так-то!
— Читай, — младший Калганов протянул Матвею пергамент.
Глава Посольского приказа развернул бумагу и побежал глазами по строчкам. Закончив чтение, он положил цидулку на стол.
— Что за ересь он сочинил?
— Правду он пишет, Матвей Иванович, — молвил Еремей Калганов. — Я только имел встречу с Булькиным — подьячий с Сыскного. Он поведал мне ту историю. Была сеча при речке Седуни: некие тати, с его слов, убили других трёх злодеев и одного ярыжку.
— А ну-ка, прочту, — схватил письмо со стола грядущий Царь.
— Кравчий пишет: четыре злодея. Про ярыгу — ни слова, — потыкал пальцем на старшего брата, читавшего послание, Матвей Калганов.
— Он в суете, небось, не особо там распознал — кто разбойник, а кто — ярыжка, — молвил Еремей. — Полагаю, дело так случилось: князья его порешили жизни лишить. Василий Милосельский к трём татям приставил одного ярыгу, который знал его в лицо наверняка. А ярыжка, небось, не в тёмно-синем кафтане разбойничал...
— Ах ты удалец, кравчий Лихой — озадачился Матвей. — Вдвоём со смердом — четверых зарубил. Может и вправду ему — Стрелецкий приказ отдать в ловкие руки? Ладно, обдумаем... Ну что ж, братцы любезные. Раз Милосельские пытались убить кравчего: вот он, видать, и кинулся к нам в гости, уж больно опасные у него оказались подельнички.
— Зачем его князья живота хотели лишить — странная история, — Фёдор Калганов прочитал цидулку и положил её на стол.
— Я знаю с чего, Фёдор Иванович, — заговорил Еремей. — Государь, когда последний раз оклемался — пригласил к себе на аудиенцию князя Василия и песочил его — в хвост и в гриву. Шептались о том во Дворце.
— Было дело, — кивнул головой глава Посольского приказа.
— Не иначе, — продолжал Еремей, — Царь взгрел Василия за арест любимца. Перепужались тогда заговорщики, что оклемавшийся кесарь дознается через кравчего про коварства — вот и вздумали порешить его.
— И кинулся худой Яков под наши крыла, — подытожил Матвей. — Понять его можно: подельнички — окаёмы. Небось, терзается вероятным заглядом планиды: исполнит их просьбу — они ему шею скрутят — верное дело. Таких союзников — надо бы подчищать.
— Матвей, стремянные стрельцы! — подал голос Фёдор Калганов.