— Соглашусь, Фёдор Иванович. Надо бы... торопиться.
Глава Посольского приказа взял со стола чистый лист, положил его перед собой, вытянул перо из держателя, раскрыл пузырёк с чернилами. — Готовь осемь тысяч золотыми червонцами!
— Матвей... осемь тысяч!
— Благодари Господа, что не десять прошу.
Еремей Калганов присел на короткую лавку у стены, прижавшись спиной к багряному шёлку. Средний брат калякал послание для кравчего, а Фёдор Иванович с тоской глазел на кабанье рыло, вбитое в стену. Под ним имелась дверца, за дверцей — пещерка заветная. А там — золотишка в достатке. Было... когда-тось. В дар боярам из Собрания — пяток тыщ на рыло, итого — шесть десятков золотыми червонцами. Цена Престола... На раздув новгородского мятежа — ещё пяток тыщ. Стремянным стрельцам, то бишь сотникам — осемь тыщ. Ощипали вконец золоты перья пречудной рыбине. Закручинился наш толстобрюхий Садко.
Однако, богатый телом — богатый умом — богатый и духом? “Ладно, одолею Трон — всё моё будет — вся земля российская — всё золото — все души холопские. Возмещу с лихвой. Дворец новый отгрохаю: с садами, с павлинами, в пять связей. Водомёты поставлю... пивомёт, виномёт. Раз в седмицу, окромя постов — поросёнка на вертеле, начинённого бараньей утробой, грибами, кашей гречовой...“ — размечтался Фёдор Иванович.
— Еремей, живо спеши в Детинец. Заложи в схрон послание. Ежели кравчий ночует при кухне, — распоряжался Матвей Калганов, — немедля ходи к нему. Ежели уехал до дому — ночуй во Дворце и жди его! Идём с тобой вместе на двор. Всех своих гайдуков дам тебе в сопровождение.
Еремей и Матвей вышли из подклётной палаты.
“Пёс с ним! И во времена постов буду изредка баловать поросёнком таковским. Я — Государь. Кто посмеет перечить мне, Великому Князю? И телятину буду жрать. Плевал я на сущеглупые традиции... Вкусное мясцо. Пробовал — знаю...“
На суровый ректангулус Стрелецкой слободы навалился очередной душный вечер. Что за испытание? Месяц разноцвет ещё не закончился, а уже такие страдания телесам от жары окаянной. Впереди — липень. А сей месяц ещё жарче, как правило. Когда зима придёт долгожданная? Печь натоплена, до задвижки без варежек не дотронуться, в горниле трещат поленья... полыхает рудожёлтое пламя. На лежанке — благодать. Тепло продирает до самых костей, до печёнок, до прочего человечьего ливера. На двор вышел — сугробчики волшебным покрывалом сверкают, глазам больно. Тулупчик заячий нутро согревает, мехом шею щекочет. Морозец кусает алые щёки, щиплет кожу, с-стервец, хорошо...
Сотник Андрон Силантьев не любил летнюю пору. Зимний морозец — бодрит разум. Летний зной — мозгу плавит. Вот и ныне — расплавились, видать, мозги у сослуживых братушек. Силантьев стоял у плетня, рядом с домом Никифора Колодина, и дожидался хозяина. Наконец, объявилась его дюжая высокая фигура, мелькнул шмат огненно-рыжей бороды.
— Здорово, Андрон. Ты чего здесь?
— Тебя дожидаюсь.
— Тада — идём в дом.
— Нет, Никифор Кузьмич. Давай тут разговаривать.
— Добро.
— Я вот чего, старшой... Поганую решению вы приняли, я так скажу.
— Растолкуй-ка дотошнее.
Силантьев потерзал ладонью клин длинной чёрной бороды.
— Кого на Престол посадить надумали, Никифор? Человек ни одного вопроса государева не решал в жизни. Няню бараньей мозгой набивает, а скоро дело — российской землёй управлять. Это знаешь ли... Как нашего пятидесятника — воеводой стрелецкого войска ставить.
— Э, невелика печаль, Андрон. Шибко знатные подсобят попервой, поднатаскают боярина нашего, веруй.
— Вопрос сурьёзный, Никифор Кузьмич. Вы решению приняли — что дружка на свадебку выбрали. Государевы дела так не деются!
— Ты больно много разумеешь, как государевы дела деются? Наши симпатии до него — дело десятое. Свой боярин нам нужен на Престоле расейском. Не надоело детишкам в глаза зрить, когда в дому своём жрать нечего? Мне — зело как надоело то! Сядет на трон Фёдор-мздоимец али ещё какой вор окаянный — ноги протягивать моему семейству?
— Сказывали люди: ежели сядет на трон Фёдор Косой, то истинным Государем его братец будет — Матвей Иванович. Как привезут они нам гостинцы вскорости, потолковали бы как следует с Жеребцом, он зело разумный боярин, не чета Фёдору. Урезонит средний брат грабастика и обид нам более не будет чинить семейство калгановское.
— Э, за кого стараешься, — махнул рукой Колодин. — А Федька-вор — с какого рожна гожий боярин на Троне, ась?
— Братец его Матвей управлять страной будет, повторюсь тебе. А он — голова Посольского приказа. Башковитый муж... иноземными делами правит, а не винцо по кубкам разливает.