— Жри это, живо давай.
Соглядатай жалостно захныкал и сжал тонкие губы. Остриё кинжала опасно вонзилось в кожу его шеи.
— Жри сказал. Не то — прирежу тебя Курицын, как поганую курицу.
Подьячий раскрыл рот и стал поедать прядку своих сальных волос.
— До конца жри! — лютовал кравчий. — Проглатывай!
Нюхач давился, но всё же выкушал угощение до конца.
— Добро, Тимофейка. Молчать будешь — таким же макаром твоё ухо оттяпаю и также сожрать заставлю. Говори: кто подослал?
— Ми-милосельский.
— Который точно?
— Василий.
— Слушай меня внимательно, крыса. Ещё раз подмечу, что ты около меня вьёшься — точно прирежу, — остриё кинжала снова натянуло кожу испуганного человечка. — А ещё припомню тебе, окаянная рожа, что я — государев любимец. Пожалуюсь Царю: подвесят тебя за рёбра в слободе стрелецкой. Сыскари да вороны на подмогу прийти не поспеют. Сразумел, Курицын?
— Ясненько, Яков Данилович.
— Василию докладывай: кравчий ведёт себя тихо. На кухне трётся — и более ничего.
— До-добренько.
— А чтобы ты, крысёныш, накрепко запомнил речи мои — скрепим наш уговор красными чернилами.
Яков Данилович таки проткнул кожу подьячего остриём. По его шее заструился багряный ручеёк. Курицын громко запричитал, прижал к шее ладонь, далее он со страхом оторвал её и удостоверился, что его кровь — багряного цвета.
— Ступай, жалься лекарю: наскочил, мол, не пойми на какую острую загогулину. Четырёхклинку подбирай с пола — и проваливай, крыса.
Подьячий склонил хребет, схватил шапку и с превеликой резвостью удрал от опасного кравчего прочь. Лихой раскрыл створки алого кушака, протащил тудась окровавленный наконечник кинжала и с аккуратностью протёр его от лядащих капелек крови. Алый кушак маненечко окрасился багряной кровью, но встречный люд пятнышка не замечал: схоронилось оно глубоко в складках кушака, будто в мозге пропечаталось. Яков Лихой усмирил нюхача малой кровью...
К вечеру Яков Данилович прибыл в родное поместье. Муж вкратце поведал о своих приключениях в Детинце: слова старого князя, погоня за малиновым кафтаном, послание от братьев Калгановых.
— Кукушка прокуковала, — заключила супружница. — Лисиная свора решилась. Пора и нам сделать ответный ход. Прочти, кречет, стремянные друзья зовут тебя в гости.
Марфа Михайловна передала супругу послание от стрельцов, а сама стала знакомиться с письмом от Калгановых.
— Опять мне ночку не спать, — озадачился Яков Лихой. — Пишут: “к полуночи приезжай, будем ждать тебя“.
— Потом отоспишься. Покамест — взвар из шиповника выпьешь, разгонишь буйную кровь.
— Соглядатаи сыскные.
— А вот они — спать завалятся, — боярыня потрясла смарагдовыми камушками. — Времени мало, муж. Сотникам на словах передашь, чтобы звали в гости Калгановых. Давай решать закавыку — приказ лисов.
— Уже всё придумал, милая.
— Рассказывай.
Нынче супруги будто обменялись ртами и головами. Говорил более Яков Данилович, а Марфа Михайловна слушала...
К полуночи ряженый смердом боярин в сопровождении конопатого холопа снова подъехал к нужным воротам, где их уже ожидали. Памятуя о прошлом кровавом приключении на обратной дороге от Стрелецкой слободы, Яков Данилович не стал мудрить лишнего, а вонзил в ножны дар томящегося ныне в опричном остроге тестя (саблю-шамшир), и поскакал на своём воронке по дороге, Митяй — сзади. На тёмно-фиалковом небе сверкал полный месяц-кругляш. Что за окаянство проклятое: недалече от Стрелецкой слободы на путников снова напали лихие людишки. Три татя-оборванца швырнули на авось под копыта воронка бревно, а потом сами вынырнули из-за оврагов. Яков Данилович мигом оценил неприятелей. Горе-налётчики: в руках троицы — одни вилы и два ножа, лядащие глазки — как у зайцев, хребты — согбенные.
Ряженый боярин усмехнулся в накладную седую бороду, спрыгнул с коня, вынул из ножен саблю-шамшир, присел в стойку и лихо крутанул оружием над головой, а потом попёр на горе-татей. Вилы упали в пыль, троица неудачливых разбойников драпанула к лесочку, сверкая пятками. Не свезло им с жертвой. Тати оценили зловещий круг сабли над головой. Такой удалец сам кому хошь башку свернёт.
— Эге гей, улю-лю, ушастые! — поглумился над горе-разбойниками Митрий Батыршин. — Яков Данилович, что за оказия? Как к служилым в гости — так разбойный люд норовит бочка пощипать, а-ха-ха.