— Скачем, Митяй, — барин запрыгнул в седло и дал воронку шпор.
Хозяйственное помещение освещалось серебряным подсвечником. У стены — десять тростей с заострёнными наконечниками и с бахромой багряной расцветки. Стволы овивались золотисто-червлёной материей, в тон летним кафтанам служилых людей. Сами сотники — сидят за двумя столами. Напротив них присел важный гость — ряженый боярин.
— Калгановы созрели, служилые. Зовите их в гости. Да поживее бы, времечко дорого.
— Добро, Яков Данилович, — прохрипел вожак Никифор Колодин. — Объегорили князей — объегорим и татарву. Уговор помним с тобой, не сумлевайся, боярин.
Сотники нынче смотрели на гостя по-особенному, оценивающе. Они будто в лавке у торгаша ткань себе выбирали: скользили глазами по лику царёва кравчего, буравили зенками его накладную седую бороду; по телу кравчего таскали некую незримую линейку, вымеряли, приценивались к нему, как к дорогому, но весьма качественному товару. Яков Данилович с мужественным хладнокровием держал осаду суровых служилых взоров. Ешьте меня, мол, стрельцы. Вот он я перед вами сижу, какой есть: худой телом и происхождением, разумом — богатый, очи — васильковые, когда-то давно — лучистые, искрились аж синеватыми переливами. Нынче же — будто студёной ключевой водой их разбавил кто...
Никифор Колодин порешил про себя: “Откашляюсь, а потом начну с болярином тот самый разговор“. Ком застрял в суровой глотке сотника — царёв кравчий заговорил первым:
— Ещё весточка, сотники. Вскоре поступит указ вам — об усиленной охране Детинца. Обложите пикетами все щели Дворца! Чтобы без вашего ведома ни одна мышь не прошмыгнула в Детинце!
Никифор Колодин оценил тон боярина — тот говорил с сотниками, как тысяцкий. Нет, держи выше — как сам воевода стрелецкого войска.
— Кто указ даст? — осведомился стремянной вожак.
— Голова Дворцового приказа — Глеб Ростиславович Куркин. Он — товарищ мой верный, ему можем верить.
— Добро, Яков Данилович. А через чего охрану требуется усилить? Али есть основания сурьёзные для дотошного караула?
Смирись, воложанин. Ты ещё — кравчий, а не господин стрелецкого войска. Беспрекословия требуется заслужить, боярин незнатный.
— Не доверяют мне... Милосельские. Сердцем чую: сразумели лисы, что наказ их подлый не выполню я... никогда. Наверняка, сыскали другого проныру для богомерзкого поступка. У покоев Государя — тройной караул держите, сотники стремянные! Ни одной подозрительной рожи не смеет войти к самодержцу!
— Сразумели тебя, Яков Данилович, — помолчав, ответил Никифор Колодин, и обвёл суровым взором товарищей. — Исполним приказ твой в строгости. Не сумлевайся, боярин.
— Благодарю вас с сердечностью, сотники.
— Яков Данилович, ещё разговор, — молвил вожак. — Припомнить желаем твои же слова: на Трон бы нам посадить такого вельможу... чтобы и мыслишки он не держал в голове: обижать служилых людей законными преимуществами, так?
— Слово моё — прежнее.
— При таком случае́, — усмехнулся в огненно-рыжую бороду вожак стремянных стрельцов, — может и неспроста тебе Господом дадены... очи василисковые, ась?
— Может и так, — улыбнулся Лихой.
— Тогда слушай меня, Яков Данилович. За нас не тревожься, боярин. Час настанет — мы всё сделаем, как полагается. Но и ты подсоби нам.
— Слушаю тебя, Никифор Кузьмич.
— Новгородский мятеж ныне зреет. У наших носо́в... чёрные враны кружа́т... мешают служилым. Разумеешь о чём речь, боярин?
— Разумный да разумеет.
— Подсуетись ужом, проверни дело. Пусть Опричное войско уйдёт на подавление новгородского восстания. И тогда, Яков Данилович, дорожка до заветного сиденья... будет, считай, открытая.
— Сделаю, Никифор Кузьмич. Слово боярское.
Часть 4. Глава 9. Подлинный Хозяин
На следующий день Лихой прибыл на службу, но к кипящим котлам опять не пошёл. Первым делом он накропал цидулку и услал её с Митькой Батыршиным к Стрелецкому приказу, наказав холопу сыскать там дьяка Леонтия Петровича Хаванова, и вручить послание только ему — лично в руки. Потом он сыскал в Детинце Глеба Куркина и затянул его в укромное место на разговор.
— Яков Данилович, ночами не сплю, всё наш разговор поминаю. Не томи меня, умоляю. Поведай подробности — кто косоглазому мздоимцу сумеет дорогу перейти? Прости меня, кравчий. Не ради пустопорожнего любопытства я вопрошаю.
— Глебушка… малость терпения. Скоро узнаешь всё, друже. А ныне: пришло времечко подсобить заветному делу. Ежели удача будет за нами — тогда не только сохранишь свою должность при Дворе.