— Мне много не надобно, Яков Данилович. Я бы и головой приказа дворцовых дел остался служить. Узнать лишь хочу: ради кого трудиться в светлом грядущем.
— Узнаешь, Глеб Ростиславович, слово даю. А сейчас... слушай меня. Ты ведаешь про слухи, что по ушам посадской черни ныне гуляют?
— Слышал. Навроде: Калгановы, де, желают Царя стравить?
— Истина то!
— Откуда такие известия?
— Свои людишки имеются во вражеском стане, шепчут.
— Яков Данилович, — разволновался Куркин, — так это — правда? Татарва... потравить Государя желает? Не терпится им на Трон жирный зад Федькин усадить?
— Глеб Ростиславович, — заговорил строгим голосом Лихой. — Сей же час, как голова Дворцового приказа, правь указ об усиленной охране Детинца. Гонца живо отправляй в Стрелецкий приказ. Пусть он сыщет там дьяка Хаванова, он мой сродственник. Леонтий Петрович подсобит дело резвее свершить. Необходимо, чтобы пикеты стремянных стрельцов заполонили весь Дворец — от подвалов до крыши. У покоев Государя — тройной караул поставить! Рынды также пущай стоят — не помешают.
— Сразумел, Яков Данилович. Сделаю.
— С Богом, Глебушка, торопись.
Когда Батыршин вернулся из Стрелецкого приказа, хозяин тут же заслал его в Торговый приказ, который находился рядом с Детинцем. Митрий сбегал, сыскал там дьяка Еремея Калганова, поклон ему сделал почтительный, почесал левую грудину... передал приветствие от боярина Лихого. В потайном схроне Дворца братьев Калгановых ждала цидулка — милости просим к стремянным сотникам в гости.
Закрутились дела! Потом кравчий сыскал на кухне стольника Лёшку Новожилова, завёл его в свою горенку и с важностью сообщил ему:
— Алексей, у меня для тебя — славное известие. Ты есть — десница моя при кухне. Разговор я держал давеча о тебе: с Глебом Куркиным, с постельничим Игорем Поклонским. Пришла пора — будешь носить блюда в личные покои... Государя.
— Яков Данилыч, — обомлел Новожилов, — пощади, отец.
— Испужался? — усмехнулся кравчий. — Я, Алёшка, поначалу тоже робел. Одно дело — широким застолием управлять, а другой коленкор — лично блюда таскать в покои Царя. Ничего, обкатали сивку крутые горки.
— Так, Государь... хворый. Его питанием постельничий управляет ныне. Кухарь Фрол взвары целебные делает, похлёбки. Игорь Андреевич самолично посуду в покои тягает.
— Поклонский — тоже старик. Мы к любым поворотам планиды быть готовы должны! Государь наш... дай, Боже, ещё не только постельничего переживёт, а и нас с тобой. Давай-ка, Алёшка, разыграем... imitatio. Я —Государь хворый. Лежу в постеле, допустим, — кравчий прилёг на топчан. — Ты, с посудой в руках, входишь в Царские Палаты...
Имитатио... Стольник Новожилов не был силён в латинском языке, но он сразумел о чём молвил сейчас его начальник. Справедливости ради стоит признать: боярин Яков Лихой также не владел латинским языком в совершенствии. Так, некоторые словечки знал...
Основательно натаскав да измучив стольника Алёшку Новожилова, кравчий, наконец, отпустил его. Сам направился к Красному крыльцу. По пути ему встретился вельможа Куркин. Союзник подмигнул кравчему — порядок, мол. Яков Лихой прошёл к балюстраде, облокотился о белый камень и стал смотреть на частину Красивой площади, раскинувшейся за стенами Дворца. По то́ргу сновал народ, купчишки горланили, слонялись пикеты государевых стражников-медведей в бурых кафтанах, мелькнули тёмно-синие кафтаны ярыг, чёрный подрясник дьячка.
Как вдруг... Послышался нарастающий гул копыт. Народишко стал проворно разбегаться в стороны. На площадь заскочил многочисленный отряд стремянных стрельцов. От червлёных кафтанов рябило в глазах, кони поднимали за собой столпы пыли. Где-то вдалеке раздался выкрик дворцового подьячего:
— Стремянные прибыли, отворяй!
— Отворяй, солдатушки!
Высоченные дубовые ворота Детинца раскрылись... На двор стали затекать густой червлёной струей стрельцы. Их было много, очень много. Яков Данилович принялся бегло считать солдат по их шапкам-колпакам. Четыре десятка..., семь, восемь десятков... сотня... По итогу — стрельцов прибыло — три сотни душ! Яков Данилович догадался, что количество солдат проще прикинуть по начальникам. Так и есть: сотников — троица. Пятидесятников — шестеро. Начальники различались между собой по нагрудным застёжкам-петлицам. У пятидесятников — белые, у сотников — золочённые, с бахромой. Лошади стрелецких сотников выделялись от остальных скакунов своими богатыми сбруями. Солдаты вязали лошадей к коновязям. Кравчий оценил оружие бойцов: бердышей ни у кого не имелось, на поясах болтались ножны с саблями, у некоторых воителей на груди висели берендейки с гнёздами и пороховницами, а за спинами у таких удальцов пристроились пищальные ружья. Кравчий огорчился. В его представлении: стрелец без бердыша в руке — вовсе не стрелец. В раскрытые дубовые ворота Дворца въехали шагом две кобылы, тянувшая за собой караван из трёх повозок и высоченного возницу в червлёном кафтане. Яков Данилович сообразил: за рогожами рыдванов спрятались бердыши, то-то же! Теперь — порядок. Молодцом, солдатушки!