— Выходит: Игорь Поклонский знает про наше тайное предприятие? — спросил глава Опричнины, терзая пальцами русую бородку.
— То у него спросить следует, Никита Васильевич. Может статься, что и втёмную действует Игорь Андреевич. Упредили его Калгановы: не пускать меня в покои к Царю и шабаш.
— А ты сам, часом, — сверкнул голубыми очами первый опричник, — не на два дома стараешься, кравчий Лихой?
Такое спрашивать: малоумие, недальновидность. Ежели кравчий и старается на два дома — так он тебе и скажет, княже Никита. Впрочем, понаблюдать за васильковыми глазами худого временщика при ответе на сей вопрос — тоже любопытное занятие.
— Мне какой резонт... на братьев трудиться? Жеребец меня шибко не привечает — история давнишняя, личная. Да они прознали, видать, что я ныне с вами в одной упряжке! — взволновался Лихой. — На плаху меня сведут ежели Престол осилят! Мозгой нам надобно шевелить резво, дабы головы братьев запудрить!
— Чего предлагаешь, кравчий? — полюбопытствовал Митрополит. — К покоям Государя тебе попасть ныне — вот наша первая задача.
— Объегорим братские головы! Пришлите... письмишко им: дескать, винимся, каемся, клянёмся вам, достопочтенные Государи, в холопьей своей преданности и — тому подобное.
— Ну-ну, — усмехнулся в сомнении Митрополит.
— А перед вашей повинной цидулкой — отошлите Опричное войско на подавление новгородского мятежа. Докажете братьям свои слова не только бумагой, но и делом! Калгановы — выдохнут. Уверуют они, что без Опричного войска вы — котята слепые.
— Так и есть, Яков Данилович, — заговорил Василий Милосельский. — Без Опричного войска — котята мы. Нас всех перетопют.
— Стремянные сотники, Василий Юрьевич, ну! Вот наша защита. Как Опричное войско уйдёт на подавление бунта — там и дотошный караул братья снимут — верую. И тогда прорвусь я к Царю, способ сыщу.
— Ты лучше сейчас сыщи способ, — повысил голос владыка.
— Сейчас — нет никакой возможности, — развёл руки боярин Лихой. — Подозреваю совсем: дотошный караул — не за-ради моей ли одной личности утверждён Куркиным? Ну и на иной случай страхуются.
— Что сделаешь, — спросил Митрополит, — как червлёных кафтанов не будет у покоев? Каким макаром к постеле Государя пролезешь?
— Сыщу способ. Я дотошно ведаю развод караулов рынд. Улучу час — пролезу шино́рой. Но четыре караула, как сейчас, три пары червлёных кафтанов и одна пара рынд — перебор.
— Допустим — твоя правда, кравчий, — рассуждал глава Опричнины. — Только с чего ты уверен, Яков Данилович, что ежели уйдёт моё войско на подавление мятежа — Поклонский с Куркиным сразу усиленный караул от покоев Царя снимут, ась?
“Потому что ты — сущеглупый баран. Без мозгов... и без памяти“, — подумал Яков Лихой, но он настолько вошёл в раж, что бровью ни единой не дёрнул, перекатив в голове шальные мыслишки.
Покуда кравчего пытали расспросами заговорщики — в кабаке, как и день назад, сызнова сели два собеседника: сотник Силантьев, ряженый ратником-пугалом; и приказной человечек с лядащими глазёнками.
— Налей бражки то, Андрон Володимирович.
— Попервой скажи: вести есть добрые?
— Имеются, — захихикал шинора, потерев ладошки.
Сотник плеснул ему в кружку браги — человечек, дёргая кадыком, с жадностью выпил мутноватой воды. Побежала бражка по рёбрышкам, да по печёнке, по селезёнке... благода-а-а-ть. Обожгла святая водица нутро, согрела, кровь разбавила. Башка повеселела, глазки ожили, заскользили-забегали, хребет распрямился. Эх, бражка-подружка, рассейской души ты врачеватель-сгубитель. Приказной человечек-шинора возжелал закуски после стакашки прежгучей бражки. Святая водица перекатилась по чреву коловращением, смыла прочь остатки скудного обеда. Живот потребовал еды; жрачки давай, человечишко приказной! Пирожка бы тёпленького с куриными потрошками, с вязигой, или на худой конец, с капустой. А если бы расстегая вкусить с грибцами...
— Андрон Володимирович, чего же закуски не взял?
— Не томи, сказывай.
— Славные вести, сотник любезный! Сыскал я нужного человечка. До самого главы Посольского приказа доведёт он тебя. Только... оказия есть. Уж извини, соколик любезный. Прощенья прошу.
— Ну.
— Тропка до Матвея Ивановича — извилистая. Не один постоялый двор придётся осилить. Разумеешь меня?
— Ну, — усмехнулся сотник, догадываясь куда клонит шинора.