— Терновый венец возложу на главу, как по тропе той пойду. Дорога длинная, ночка тёмная. Бесы в кустах схоронилися...
— Брось юродствовать. Говори: сколько?
— Поверху мне положи ещё — не два золотых червонца... а три. Не с обычным дворянином желаешь встретиться. А с самими главою приказа Посольского: боярин, великий муж, важне-е-йшая птица!
“Слава Иисусу, что три... а не пять молвил“, — подумал Силантьев и положил перед шинорой три злотых червонца, три заветных монеты: его путь к новым высотам, новым далям, загляду прелестному...
“Ходит рыжичек по лесу... Илею, илею, илею...“
Часть 4. Глава 12. Atrium mortis
— Ну что, кравчий Яков Лихой, заплутал в мыслях? — грозно сдвинул седые брови Всероссийский Митрополит.
— Повторюсь: отправьте Опричное войско на подавление мятежа, а потом — цидулку калякайте братьям Калгановым. Каемся, мол, клянёмся вам преданностью холопской. Стрелецкие бердыши — ваша защита.
— Складно звонишь, пономарь, — заключил владыка. — Хитёр же ты, Яков Данилович. Для первого вельможи в Боярском Совете — важнейшее качество.
“Захлопнулась мышеловка...“ — подумал ловкач-царедворец, себя знамением осенил, а сказал так:
— Твоими устами — мёд пить, Святейший владыка.
— Теперь — обсудим важнейший вопрос, — молвил Митрополит. — Как свершишь ты наше заветное дело — вскоре Боярский Совет сядет — Государя нового избирать. В умах посадской черни зреет волнение, наши языки стараются. Задача, кравчий: как вся троица братьев окажется во Дворце — надо ворота будет открыть посадскому люду. Они с ворюгами побеседовать возжелают. Заседание Боярского Совета — мышеловкой им стать должно. Вопрос — кто возмущённому народу ворота откроет?
— Кому положено — Глеб Куркин.
— Каким макаром? — озаботился владыка.
— Я с Глебушкой не первый год бок о бок тружусь. Знаю подходы до его простодушного нутра. Самодержец помрёт — прижму его. Обработаю головушку дворцового управителя. Даст он указ — ворота откроются в назначенный час...
— Так обработай его сейчас, чего дело тянуть? — сверкнул голубыми очами глава Опричнины. — Пущай проведёт тебя до постели...
— Сейчас — не с руки мне, Никита Васильевич. Как помрёт Государь — тогда бы насесть. А ныне он — под волей постельничего находится.
— Что-то не разумею... — не удовлетворился молодой князь. — Ныне — под волей постельничего. Царь помрёт — под тебя Куркин ляжет?
— Душевный лад его — беспокойный, тревожный. Глебушка нравом — чисто деваха на выданье. Кончина кесаря — дворцового управителя с берегов выбьет... Дело за малым станется — накинутся на нашего Куркина в нужный час коршуном...
“Бабушку лохматишь, воложанский змеёныш. Плести́шь, как князь Курбской!“ — взволновался ретивый кромешник.
— Добро, кидайся, — махнул рукой владыка. — Консеквентиа пора подводить. Никита Васильевич — усылает Опричное войско на Новгород. Василий Юрьевич — цидулку лукавую Калгановым пишет. Ты, кравчий — лезешь шинорой в покои Царя... Дело свершится — сбирается Боярский Совет. Посадский люд — к стенам Детинца подходит. Глеб Ростиславович Куркин — откроет ворота, ась?
— Откро-о-ет. А ежели взъерепенится — без него я знаю методы́, как воро́тникам дать наказ. Будто бы… по указанию дворцового управителя.
— Добро, Яков Данилович. Действуй с Богом, — громыхнул владыка, осенив союзника знамением.
Врассыпную бросились черти...
Ежели лгать — так плесте́ть до усёру, с великим усёрдием, с твёрдой уверенностью, что твоя кривда — правда. Чтобы глазища горели, чтобы пердячий пар клубами валил: изо рта, да из жопы. С великим усёрдием! И тогда, детушки: самая чудовищная ложь; враньё, нелепое в брехливости до сумасбродства... правдою обернётся. Если самолично в брехню такую уверуешь... сливай водицу, братишки, глуши моторы! Станешь истинным шутом Апокалипсиса! К слову молвить: первые самоходные машиненции, задолго до иноземных собак, не кто иной изобрёл, как всяки умельцы. Уже в средние века рассекали по весям. Каверза приключилась — забросили дело. Ну а потом, вот оказия, Пётр Безумный всех сбил с панталыку...
Яков Данилович ушёл с Господом: с благословлением божеским от Всероссийского Митрополита. Hilaris*…
*(лат.) — весело, радостно
Заговорщики продолжили совет.
— Ты, отец Милосельский, с утра и до ночи во Дворце околачивайся, холопов возьми. Принюхивайся ко всему, все разговоры прознай. Пущай твои люди ближе к кухне пасутся.
— Не лишнего будет? Спросить с меня могут: какого лешего, мол, я безвылазно тут засел.