— Колоти его, робяты! Места на ём живого не оставляйте!
Пара солдат принялась охаживать мужичишку красными сапогами по рёбрам, по телесам, по печёнкам, по голове.
— Ох! Пожалейте, солдатушки! Ай! Не по своей воле я. Уй! Не убива... ой, ай! Не по своей волюшке я! Ой-ой!
— Стойте! — рявкнул сотник.
Солдаты оставили в покое мужика. Тот уселся на землю, стал руками размазывать по роже кровь и стонать.
— Не по своей волюшке, с-сука? — насел на соглядатая стремянной сотник. — А кто тебе наказ дал крысиным носом вынюхивать подле кухни государевой, ась? Отвечай, блядский дядя!
— Князя Милосельского я холоп, — заскулил нюхач, — мы евойной волей живём.
— Я тебе дам князя, курва дырявая! Другой раз словим — на смерть забьём. Услышал меня, кобылья лепёшка? Передай тому, кто тебя послал, что всех вас, крыс, истребим, ежели снова станете около царёвой кухни околачиваться.
— Передам, — зарыдал мужик.
— Дайте ему добавки, робяты, опосля вышвырните его на Красивую площадь. И чтобы красиво летел по Красивой площади!
Дворцовая челядь столпилась кучкой и с мрачными физиономиями наблюдала за жестоким игрищем. Чуть в стороне покатывались со смеху другие стремянные стрельцы. Стража в червлёных кафтанах на вершине Красного крыльца тоже тянула лица в хитрющих улыбках. Скучнейшее из существующих времяпрепровождений, несение караула, обернулось им, хоть и ненадолго, а всё ж представлением. Товарищи поколотили в кровь какого-то червяка. Потеха!
Пока стрелецкие сапоги гуляли по телесам холопа, его Властитель держал разговор в коридоре Дворца с постельничим Поклонским.
— Скажи, Игорь Андреевич. С чего это Куркин указ дал об усиленной охране Детинца? Может статься... на то имелись солидные основания?
— Про то его сам пытай, Василий Юрьевич! Я спрашивал Куркина... так ничего и не сразумел в ответе нашего Глеба достопочтенного.
— А Лихого Якова... почто не пускаете к Государю? — понизил голос глава Сыскного приказа. — Велел кто?
— Кравчего? Как не пускаем, с чего бы? Я сам завсегда ему в помощь при трапезе Царя. Яков Данилович и Новожилова стольника натаскивает ныне в подмогу нам, зело расторопный молодец. Я уже давно до личности Алёшки пригляделся: молодец, башковитый, сноровистый. С него будет толк, у меня нюх на стольников, Василий Юрьевич...
— Э-э-э, — махнул рукой князь, — да ты правды говорить не желаешь, Игорь Андреевич. Городишь тут...
Милосельский ушёл, а постельничий идолом замер на месте. Мимо него протопал стрелецкий пикет.
— Не громыхайте вы сапожищами... окаянные! — завопила царёва нянька. — Говорили уж вам!
“А князь Василий и в самом деле — странный какой-то...“ — подумал постельничий, припомнив разговор с кравчим в подвале.
Милосельский-старший прибыл в Сыскной приказ в великом гневе. Его холопа избили в кровь стремянные стрельцы! Василий Юрьевич сел на резной стул, взглянул на кипу бумаг, припомнил расквашенную харю холопа, и со звонким придыханием испустил изо рта воздух. Необходимо было как-то ответить на подобное бесчестье. Благородному князю в лицо харкнули. Своих холопов сами колотим! Чужим — никому не дозволим!
Дверь распахнулась и в помещение вихрем ворвался сын.
— Отец, ты здесь? Я в Детинце тебя искал.
— Случилось чего?
— Батюшка, выслушай, — Никита Васильевич вытянул из кармана чёрного кафтана рябиновые бусы. — Не верю я кравчему этому подлому. Сердцем и разумом чую: плетёт свою паутину, хитрец!
— Основания имеются? — деловито осведомился глава Сыскного приказа, не привыкший доверять словам при такой должности.
— Смотри, — потряс камушками глава Опричнины.
— Что сие?
— По нашей холопке Лукерье... сохнет смерд Якова, конопатый; он ведь десница его!
— И слушать ничего не желаю про эту блудницу срамную! — хлопнул по столу кулаком разгневанный родитель.
— Отец, выслушай! Не в Лушке дело, а в конопатом холопе! И в его подлом хозяине!
— Замолкни, Никита Васильевич! Твоё воинство в поход выступает, а ты он где... мыслями порхаешь, морко́тник-прелюбодей!
Глава Опричнины лязгнул зубами, ощерив рот, полыхнул голубыми глазищами... и вылетел из помещения, как и ворвался сюда: ошалелым шмелём, чумной мухой, вихрем лихим.
Василий Юрьевич сызнова жахнул кулаком по столу, а потом позвал до своей личности ярыжного старшину. Милосельский-старший наказал подчинённому: делать то самое дело. Когда случится долгожданная казнь ведьмы — ярыге следовало заслать до начальника вестового...