— Мау, — пискнул потешник и расцепил пальцы.
Резкая боль своротила носяру, во влажных очах искры взметнулись. В нутре гнев взвился вихрем. Десница сама потянулась к рукояти сабли.
— Прельщаешь меня, греховодник! — одёрнул руку опричник.
— Второй нос имеешь? — расшалился кравчий.
— Ну тебя! Бывай, Яков Данилович.
Семён Коптилин попятился назад, пожирая бывшего друга глазами, полными влаги и разочарования.
— Прощай, Семён Авдеевич. Лихом не поминай Лихого.
— Яков Данилович, ходи живее! Куркин кличет тебя! — снова подал голос сотник Жохов.
Воложанский дворянин обжёг старшину суровым взором и побежал к своим новым друзьякам: стремянным сотникам, боярину Глебу Куркину, посадским людишкам.
Часть 5. Глава 8. Народная воля
Вдарили стрелецкие барабаны удалой дробью. Солдаты толпились от Красного Крыльца, вдоль белесых стен Детинца, по всей территории ближнего двора, до высоченных дубовых ворот. Пятидесятники сновали перед шеренгами, стремянные стрелецкие сотники столпились кучкой. Барабаны дробили дробь палками. Тра-та-та-та-та-та. Тра-та-та-та-та-та. Подьячие в малиновых кафтанах букашками мельтешили рядом, прочий дворцовый народ торопился скрыться в нутре Дворца. Дробь барабанов! Тра-та-та-та-та-та. Тра-та-та-та-та-та. Тра-та-та-та-та-та.
Неподалёку столпились неприкаянной стаей опричники. Червлёное море супротив жалкого чёрного судёнышка.
Сонмище посадской черни подвалило к высоким дубовым воротам Детинца. Десятки кулаков задолбили по деревянной поверхности. Сзади ещё и ещё напирала толпа разгневанной черни.
— Отворяй!
— Пускай, слышите!
— Впущайте гостей, не хера там лободырничать!
На дворе Детинца к кравчему Лихому подлетел растерянный Глеб Куркин. Боярин завопил, стараясь перекричать дробь барабанов:
— Яков Данилович, чего делаем?
— Тугоумишь, Глебушка? Вели подьячим ворота раскрыть!
— Боязно.
— Чего говоришь?
— Боюсь, Яков Данилыч!
— Отворяй, бестолочь! — заорал диким голосом кравчий Лихой. — Не время праздновать труса! Завертелось веретено! Живо ходи!
Глеб Куркин кивнул головой и засеменил к воротам. Боярин Лихой подбежал к стремянным сотникам.
— Пора, Никифор Кузьмич!
Вожак стрелецких начальников взмахнул десницей и гаркнул:
— Барабаны, туши!
Дробь смолкла.
— Пятидесятники, живо ко мне!
Стрельцы с белыми нагрудными застёжками-петлицами подбежали к Никифору Колодину, два десятка служилых остановились перед десятью сотниками.
— Робята! Все подходы к Детинцу берём в двойную цепочку, живо! Внутрь только дворцовый народец пускаем. Чернь зайдёт — крепко стоять накажите ребятам!
Пятидесятники бросились исполнять приказ вожака. Трое подьячих в малиновых кафтанах забежали по Красному крыльцу внутрь Детинца. Стрелецкие солдаты облепили двойными рядами белесые стены Дворца, обнажили сабли, некоторые пока не тревожили рукояти сабель, а сняли со спин бердыши. Девять сотен бойцов без проволочек оцепили двойным кольцом весь ректангулус царёва Детинца. Некоторые солдатушки, самые высокие ростом, отступили за могучие спины товарищей и взяли в руки пищальные ружья. Стремянные сотники забежали по Красному Крыльцу на вершину, заняли там наблюдательный punctum. Выгодное положение — царёв двор, как на ладони перед суровыми взорами. Яков Данилович схватил за шиворот боярина Куркина и утащил за собой, к заднему двору. На переднем дворе маялась ногами стая опричников, две сотни бойцов не знали куда им податься и чего сейчас делать.
— Эй, вороньё любезное! — заголосил с вершины Красного крыльца сотник Селиверст Рубцов. — Прикройте головной вход также цепочкой, пустоголовые! Не хер слоняться без дела, угла́ны!
Старшина Телегин махнул десницей, и опричники обложили подход к Красному крыльцу чёрной цепью. Таким образом, широкая лестница главного прохода во Дворец оказалась обложена тройной цепочкой.
Высоченные дубовые врата заскрипели, створки медленно поехали вверх, натянулись цепи. На двор хлынул чёрный поток посадских людей. Они злой саранчой заполонили пространство, передние ряды бушующей толпы уткнулись носами в стрелецкие сабли и бердыши. Гомон, шум.
— Не напирай, православные!
— Стрельцы тут! Назад, эй! Назад все!
— Вза-а-ад, взад отходим!
— Куды! Не напира-а-а-й!
Чёрная пучина колыхнулась пять раз валами, вспенилась шапками; вострыми кольями, рогатинами и дубинами; донеслись одиночные крики ушибленных... и толпа утвердилась-таки на подходе к Дворцу.