— Солдатушки родные! Пустите погулять по Детинцу!
— Не тревожьтесь, служилые! Грабить не будем, друзьяков сыщем и на двор сволокём ихние рожи!
С вершины Красного крыльца свесился сотник Тимофей Жохов, он прислонил ладони ко рту и заорал:
— Православные! Не нарушайте порядку! Не хулиганьте вы, Иисусом Христом заклинаю!
— Веди царёвых убийц, дядя!
— Кличь всех троих, сотенный!
— У нас гостинцы для ихних милостей! — верещал посадский мужик, сотрясая спёртый воздух рогатиной.
Шум с улицы донёсся до ушей знати, восседающей сейчас в Думной Палате. Долгую и нудную речь держал боярин Батурлин, восхваляющий достоинства главы Разрядного приказа боярина Толстова. Бесполезное действо. Пустопорожний загляд. Слова в бездну.
— Стряслось чегой-то, — перебил Батурлина конюший Романовский.
С лавки резво вскочил Никита Милосельский.
— Выйду проверить, бояре, что возле Детинца деется.
— Нет, я схожу, — поднялся Матвей Калганов.
— Я схожу, — молодой князь с лязгом вытянул из ножен кинжал. — Моё право. Сядь, Калганов, не суетись.
Матвей Иванович с беглостью разворошил складки алого кушака. Раздался ответный лязг и средний Калганов сотворил в душном воздухе Думной Палаты лихой пируэт клинком ятагана.
— Матвей Иванович! — возмутился первый вельможа Совета. — Это лишнее здесь, кончай безобразить, боярин!
— Кто пойдёт, Михаил Фёдорович? — обратился к Романовскому средний Калганов, сдвинув чёрные брови.
— Милосельский пущай сходит, — отрезал первый вельможа. — Его право, как головы Опричного войска. Правда за князем тут.
— Ну иди, Никита Васильевич, — разрешил Матвей Калганов.
— С твоего дозволеньица, Матвей Иванович, — хохотнул молодой князь. — Турецкую безделушку сдай. Нарушенье устава Совета Боярского. При оружии только глава Опричнины имеет право сидеть здесь.
— Новая метла — по-новому подметает. Старое помело́ отдыхает, — осклабился средний Калганов и снова разрезал воздух ятаганом.
— Матвей Иванович! Сдай кинжал, — потребовал Романовский. — На стол мне клади, не тартыжничай на Собрании. Будет тебе. Не как глава Посольского приказа ведёшь себя, а будто разбойник с лихой дороги.
— Сделаю, Михаил Фёдорович. Только с условием. Заседание наше кончится, Царя изберём, самолично ятаган возвернёшь ты мне в руку. Ну, что скажешь, первый вельможа, царёв конюший?
Примечательный оборот. Романовский стушевался. Многоопытный старикан, глыба могучая, голова разумная, царь-рыбина, вельможа-утёс. Только оказия: незаменимых вельмож на Святой Руси не бывает. А ты ещё крепкий старик, Романовский. Думай, конюший, думай!
— Вонзи в ножны, — нашёлся первый вельможа. — Дозволяю и тебе при оружии на Боярском Совете сидеть.
— Соломоновы ухищрения, — хохотнул Матвей Калганов. — Нет уж, Михайла Фёдорович. Пущай подле тебя полежит, боярин. Одолеешь свою гордыню — вернёшь мне кинжал. Не захочешь самолично мне поднести оружие — твоя воля.
Глава Посольского приказа подошёл к дубовому столу и положил на него ятаган. Двое подьячих в малиновых кафтанах с опаской посмотрели на остриё кинжала. Матвей Калганов вернулся к лавке, сел на своё место. Суровый лик Спасителя с укором наблюдал за сим игрищем тщеславия.
— Отдыхайте покамест, бояре, — усмехнулся Никита Милосельский, — а я в развед сгоняю.
Молодой князь вышел из Думной Палаты. Старый князь находился в большом возбуждении. Чернь подвалила к Детинцу, ворота открыли им. Временщик Яшка справился с задачей. Молодцом, карась воложанский! Обезоруженный по своей воле Матвей Калганов, усевшись на лавке, стал в беспокойстве крутить мозгой. Кто мог горланить столь люто на царском дворе? Чернота, кто же ещё! Какого пса дворцовые негораздки открыли ворота посадской черни? Кто-то из малиновых людишек дрогнул духом. Откель они вообще тут взялись, посадские черти? Княжеские пакости то — не иначе! Единственное, что согревало душу Матвея Калганова — тьма стрелецких червлёных кафтанов. Грядущий Господин, Фёдор Иванович, совсем дрогнул духом. Он глубоко дышал, пот струился по его лбу и шее. Старший Калганов постоянно елозил башкой, обращая к среднему брату глаза, наполненные тревогой, животным страхом... Мздоимец жирным чревом почуял надвигающееся возмездие. Господи, выручи! Суровый лик Спасителя на огромном полотнище с невозмутимым спокойствием зрел игрища страстей на ликах вельмож-нечестивцев. “Ибо придет на него, на Вавилон, опустошитель, и взяты будут ратоборцы его, сокрушены будут луки их; ибо Господь, Бог воздаяний, воздаст воздаяние“.