Взволнованным выглядел также Иван Ташков. Не любил окаянец, когда чернь криками волнуется. Он привыкший был к тому случаю, когда повязанный верёвками холоп лежал на лавке, а он, Господин, стегал его плетью. Обжигал спину нагайкой, оставляя на ней багряные рубцы. Ещё удар! Ещё! Ещё! Ещё! На! Сонмище холопов, содрав с голов шапки, стоит притихшее... Вопит наказуемый. Единственный лютый крик обреченика. Более воплей не требуется! Замолчите! Ша! Смолкните! Прикройте пасть, остальные смерды! Молчать с-сволота!
Иван Ташков тихонечко взвыл, щёлкнув зубами. Калгановская стая покосилась на беспокойного союзничка-окаянца. Молчание воцарилось на заседании Собрания... Зашухарились вельможи. Навострили уши, лбы благородные нахмурили. За стенами Дворца роился гул. Грай человечий.
Никитушка Милосельский вышел на верхнюю площадку Красного крыльца. Неподалёку столпились стремянные сотники-союзники. Княже замер перед балюстрадой, наблюдая за чёрной стихией возмущённых посадских людей. Опричники держали цепь, облепив подход к Красному крыльцу. Колья, дубины, рогатины. Руки ремесленников. Голодные рожи. Гомон и шум. Знойный липневый воздух. Ворота Детинца раскрыты. Туда и обратно снует сонмище любопытствующих. Кто-то выходит с царского двора, кто-то заходит. Чёрные муравьи, облепившие белые стены. Князь приметил, как за воротами мелькнула помпезная колымага Святейшего Митрополита, потом показались чёрные подрясники и шапки дьячков, челядь владыки. Разнюхивают обстановку. Жареной свинятины тут зреет запах. Чуете, как тлеет свинячья щетина, щекочет нос...
Один из посадских мужиков, решив, видимо, что стремянной сотник со смоляной бородой тут главный, продолжил переговоры:
— Не жмись, бородушка чёрная! Выдай нам Фёдора с братьями!
— Отдайте мздоимцев!
— Отдавай!
— Вы воопче за кого, солдатушки?
— Стрельцы с народом али с кровопийцами?
— Не давите на меня, любезные! — кричал в ответ Жохов. — Время дайте, не тревожтися!
— Эй, православные! Смоляная борода нам головы квасит. Говори, сотенный, отдадите Калгановых али вы сюда воров защищать встали?
— Сказано: потерпите малость. Али ребятишки вы малые?
Никита Милосельский подошёл к стремянным сотникам. Служилые покосились на чёрный кафтан главы Опричного войска с золотистыми и малиновыми позументами. Боярин, обращаясь к огненно-рыжей бороде, начал беседу с союзниками:
— Какова обстановка, стрельцы?
— Народ волнуется, — ответил Никифор Колодин. — Хва́тов к ответу требуют.
— Негоже обижать народ христианский. Что скажете, сотники?
— Не посмеем, Никита Васильевич, — усмехнулся Селиверст Рубцов. — Будь уверенный: коли народ желает чего — так тому и быть.
Молодой князь Милосельский, грядущий кесарь; довольный, очень довольный; вертанулся в Думную Палату, подошёл к своему пустующему месту, нет, покамест не на Троне, а на лавке, рядом с отцом Василием.
— Посадские люди прорвались на царский двор, — доложил князь Никита Васильевич, еле сдерживая лыбу на глумливом лице.
— Как случилось такое?
— Кто пустил?
— Безобразие!
— Зачем ворота раскрыли?
Десница ввысь! Спокойствие, холопы. Грядущий Царь говорит:
— Не тревожьтесь, бояре вельможные. Народец волнуется, ожидает решения нашего. Подходы стремянные стрельцы держат в количестве предостаточном. Мои ребята тоже на страже стоят. Всё спокойно покуда.
Глава Опричнины сел на лавку и не таясь кивнул головой родителю, улыбнулся, подмигнул правым глазом.
— Раз вернулся, Никита Васильевич, — заговорил Романовский, — давай твою личность обсудим. Кто руку тянул за князя? Боярин Волынов? Погоди вставать, Гаврила Ильич. Дай попервой я скажу.
— Говори, дозволяю, — глумился грядущий кесарь.
— Никита Васильевич Милосельский — благородной фамилии князь. Отец известного всем Василия Юрьевича. А достоин ли сей муж Престола Всероссийского? По характеру: груб, строптив и зело необуздан. В деле с новгородским восстанием проявил себя, как нерешительный воевода Опричного войска. Моё заключение таково: негожая личность для Трона.
Раздались громкие хлопки: куражились Калгановы да Иван Ташков. Остальные покамест опасались открыто глумиться над главой Опричного войска. Ибо эти стены ещё помнили грозный лик Царя-Учителя.
— Гойда, Михаил Фёдорович, — улыбнулся Матвей Калганов.
— Теперь я буду сказывать, ша! — молодой князь с достоинством поднялся с лавки. — Предлагаю сей же час обсудит личность ещё одного охотника до Российского Престола — сынка первого вельможи — Фёдора Михайловича Романовского. Достоин ли... сей муж Трона? По характеру: мягкотел, зело наивен и шибко разумом бедноват.