Водку можно вёдрами жрать, но про похмелье нельзя забывать. Три дня подряд заливайся, седмицу, месяц. Всё одно — похма́-мамка придёт.
Чёрные дни и чёрные ночи...
Смута пришла на Русь. Красавицу дочерь бывшего Государя отдали в дар самозванцу. Спортил он девку, потоптал её всласть, измывался над телом несчастной, непотребствовал, как желалось ему. Все тогда думали: Государь ведь, а значит так надобно... Потом выяснилось — ложный Царь, а красная девка уже изнасилована, избита, растоптана.
Смутные времена наступили, сумятица в головах, сумрак в душах...
Убивали... много убивали тогдась. В густых лесах со зверьми проще было сговориться, чем с лихими ворами-людишками. Разгулялась святая Русь, разбоярились бояры, разухабились дороги кривые. Хлынули потоки червлёные. По два Государя одновременно страной правили. Ох и тяжко пришлось несчастным вельможам. Как угадать... какой из Царей самый настоящий, самый подлинный, самый батюшка, самый родный из всей родни. Птенчиками летали бояры из одной столицы в другую, не раз и не два за месяц, а более. Иные царедворцы сами не могли понять: кому они служат ныне? Перелёты да перекаты-переезды, порхания-гадания. Ну не могут они без Государя... Волей мятежной толпы существовать — глупая гнусность. Обездоленная веками, избитая и бесправная, безграмотная и гонимая; община отмылась от крови и снова добровольно одела на себя железные цепи, привычно перекладывая ответственность и планиду на Господина.
Летит птица-двуколка и по-прежнему не даёт ответа — куда несётся она, в какие загляды...
Кого завтра Царём кричать будем? Знать бы заранее, чтобы хребет сразу в нужную сторону гнулся. Соберите соборы, советы да совещания, просьбы да увещания. Белеют вдалеке стены Ипатьевского монастыря, краснеют подклёты дома Ипатьева. Три столетия куница по кругу бегала, кровью освежилась, и сызнова побежала кругами.
Смутные дни, смущение сомлевшего сонмища...
Среди этой безумной похоти страстей человеческих сыскалась-таки подлинная жемчужина — святой монастырь, обитель пречистая. Ляхи её не взяли, воры-мятежники не одолели... Именем святого Варфоломея и Святой Троицы наречённый, град Китеж непотопляемый, символ духа и веры народной. Монах-праведник, архимандрит честный и добрый, стал слать грамоты о спасении души через покаяние и признание грехов.
Великий Пост захватил Русь-матерь, мятущуюся, кровоточащую. Из этого сосуда покаяния вылилось великое ополчение, освободившее Русь от захватчиков и мучителей, своих и чужих, от чертей и звероподобных ангелов, от катов и подлецов.
А хотелось бы навека...
Так детишки неразумные сплели силок и угодил в него белый стерх, гордый журавль. Истерзался весь, выкарабкиваясь, до крови кожу содрал. Красная кровь на белесых перьях. Наткнулась добрая баба на измученное животное, освободила стерха, клюквой и осокой подводной подкормила журавля. Отлежался он в травах, а потом воспарил ввысь, непокорённый. Нашёл стерх себе журавушку, стали они парой парить над водами. Затем давай танцы шальные кружить: подпрыгивают, крылами хлопают, наклон за наклоном, красноватыми клювами наклон за наклоном; веточки ввысь подбрасывают! Потом журавушка отложила два серых яйца, высиживала их цельными днями. Стерх за червями летал. Вылупились птенцы и давай друг дружку клювами уничтожать. Удар, удар, ещё удар! Старшенький до смерти забил младшего Авеля. Ему и червячков теперь больше...
Эх, житуха-погремуха, вечная битва за выживание.
А потом ещё обычай завели в кабаках; ляхи что ли их надоумили, не иначе. Стали разбавлять медовую бражку водой. Раньше то брага была — огонь-медок! Пьёшь, а тебе всю глотку святым пламенем выжигает влага святая. Эх, соплеменнички! А теперь что? Добро если не конской мочой разбавляют, а хотя бы водицей. Два бочонка надо выпить нынче, чтобы с разума ускакать. Мошенство! Заявить бы на них, подлецов. Так у них же в каждом приказе намазано. А материя какая пошла — дрянь, а не шёлк. И каждый норовит обьегорить, нажиться на тебе. Мироеды!
Раньше народы по чести жили. Великими помыслами терзались, не спали ночами, грамоты писали. Из трёх дорог завсегда выбирали нужную и шабаш! А сейчас... святости нигде не имеется, ни в церквах, ни в домах питейных. Гусляры перестали пальцами попадать по струнам. Срамота!
Варенье раньше то! Сок патошный, сласть. А пироги какие пекли! Ой, ум отъешь, православные. С вязигой особенно. Рыбная жижа животец так и обволакивает, курлы-курлам, вкуснятина. Эх, да об чём разговор.
Вот и давеча загуляли в корчме... По домам возвертались хмельные все, как полагается. Очутилися на развилке. Куда идти? А не один ли хрен, соплеменнички! Есть небольшая разница. Налево ходить — хрен, направо — редька. Боязно вперёд двигаться. Небытие там. Давайте закатаем себя! Славное предложение. Мой уютный кокон-мирок...