— На кой нужны эти посольские заботы? — возразил Митрополит. — У тебя на управе — Опричнина, у Василия — Сыскной приказ. Всю силу Отечества к рукам прибрали. Мало тебе, княже?
— А стрелецкое войско как? — не унимался первый опричник.
— Со стрельцами всегда сговориться можно, — отрезал Святейший. — А ты себе... не десять ли веков жизни отмерил, знатный боярин? Как представишься Господу — внук Никита займёт твоё место...
Митрополит Всея Руси осенил личность знамением. Милосельские дружно перекрестились вслед за владыкой.
Князья являли собой прелюбопытную картинку. Василий — полная копия отца Юрия: карие очи, темноволосый, такой же дородный, тот же нос крючковатый и такое же мясистое лицо. Только на два десятка годов моложе и седин меньше. Юнец Никита Васильевич забрал себе от отца и деда ястребиный крючковатый нос, а остальное досталось ему от красавицы-матери, урождённой боярыни Анны Волыновой: тонкий стан, греческое лицо с точёным подбородком, шелковистые русые волосы и миндалевидные голубые глаза.
— Сядь на стул, Юрий Васильевич, — приказал Митрополит.
Глава Опричнины походил ещё малость времени по келье, потом глубоко выдохнул широкой грудью и уселся на свободный резной стул, что стоял в некотором отдалении от дубового стола.
Со своего места поднялся Святейший Митрополит Всероссийский. Владыка сделал пару шагов вперёд и остановился напротив князя Юрия, ловко перебирая пальцами чёрные чётки-вервицу.
Митрополит был высоченного роста — на два вершка выше князей Милосельских. Длинные седые усы свешивались вниз и перетекали в густую окладистую бороду, тоже седую, с диамантовым бликом... На его голове утвердилась зелёная ми́тра, расшитая золотом, с маленьким образком Спасителя и диамантовым крестом на вершине. Из-под митры торчали густые седые волосы, а ниже глубоких складок морщинистого лба расположились кустистые посеребрённые брови. Широкие плечи и дородное тело облегал чёрный подрясник из са́тина. На груди покоился серебряный крест. Когда он говорил... все черти прочь разбегались.
Митру владыка использовал при богослужениях и торжественных выходах, а в обычные времена, леон надевал на седую гриву старинный византийский клобук светло-серого цвета.
Но сейчас на голове Льва покоилась именно митра…
— Государь нынешний — не парень уже, — вещал владыка. — Одну дочь только сотворил... сынов у него не имеется. Почему не берёт себе новой жены и не шлёт в монастырь никудышную Глафиру Вратынскую — то его Государева воля. Нам с вами в тайниках царской души копаться без надобности. Воистину.
Князья Милосельские слушали Митрополита, затаив дыхание.
— Ежели дело с места... не сдвинется — государство останется без наследника. В Разрядном приказе… фолиант “Родословец” лежит.
Святейший прекратил перебирать пальцами чётки-вервицу.
— Откройте вторую страницу... Какая фамилия расположилась следом за Рориховичами?
— Князья Милосельские, — с гордостью забасил Юрий Васильевич.
— Далее… какие фамилии?
Юрий нахмурил лоб и в задумчивости повернул голову к сыну.
— Князья Шумские, после, гм... князья Черкасовы, — ответил на вопрос Митрополита Василий Юрьевич.
— И нету боле князей на Руси, — подытожил владыка. — Черкасовы и Шумские где сидят ныне?
— В Печорах у литовской границы, — молвил Юрий Васильевич.
— Вот и пущай там торчат в опале. Поругались с Царём — и ладно.
Святейший владыка отошёл от Юрия Милосельского, миновал его сына Василия, и остановился возле юнца Никиты.
— Василий и Юрий, — заговорил Митрополит, — вы есмь — старики никчёмные. Вот он — юный корень князей Милосельских. За этим корнем — грядущее. Воистину! Ясно вам, бояре презнатные?
— Несомненно, владыка, — улыбнулся дед Юрий.
— Парня женить пора, — властным тоном произнёс Митрополит. — Отец Василий, встречался ли ты с Родионом Пушко́вым?
— Ударили по рукам, — ответил Василий Юрьевич.
— Ну и хвала Господу, — осенил Никиту знамением Митрополит.
Отец и сын Милосельские перекрестились следом, а внук Никита вдруг проявил характер.
— Погодите, отцы! — молвил князь, за которым стояло грядущее. — Моё мнение о свадебке не спросили вы, так?
— А каково твоё мнение, Никита Васильевич? — слегка раздвинул уста в улыбке грозный Митрополит.
— А моё слово, Святейший, таким будет... Девка Настасья Пушкова мне не мила, не глянулась она моей личности — и хоть тресни меня ты!
— Угомонись, раскрасавец ты наш, — нахмурился владыка.