Новоспечённый царёв стольник встал, приложил десницу к сердцу и с почтением поклонился Романовскому.
— Здоровым будь, царёв стольник Иаков Данилович, — улыбнулся старик Романовский и залпом осушил кубок до дна.
Сидякин встал и поднял ввысь кубок, наполненный мёдом. Следом за хозяином встали с мест гости, похватав в руки золотистые кубки, и они вразнобой заголосили здравницы женишку, поздравляя того с назначением на новую должность...
В небольшой горнице стоял терпкий свечной запах, створка окна из слюды была чуть приоткрыта и внутрь помещения ручейком затекал прохладный листопадный ветерок. По разным углам горницы стояли три золочёных подсвечника со множеством восковых стволов, утыканных в округлые подставки. На широкой койке, укрытой зелёным покрывалом, сидел жених в белой исподней рубахе, в багряных бархатных штанах, обутый в красные сапоги с серебряными бляшками, шитые золотом и жемчугом. У его ног сидела на полу, устланным богатым персидским ковром малиновой расцветки, жёнушка Марфа Михайловна, одетая в исподнюю шёлковую сорочку, с распущенными до пояса шелковистыми рыжеватыми локонами. В углу горницы возвышался кованый сундучок из кедрового дерева, на котором возлежал золотистый сарафан невесты, сплошь усыпанный жемчугами, дракони́том и смарагдами. На сарафане пристроился жемчужный кокошник-венч.
Яков Данилович с робостью глядел на смарагдовые серьги в ушах возлюбленной... Марфа Лихая, хлопая длинными ресницами, изучала белую сорочку мужа, локтем опершись о койку, а указательным пальцем левой руки накручивая узоры на груди и животе суженного. Жена тихим голосочком мурлыкала некую народную песню...
— Марфа Михайловна, — прошептал муж. — Ты как меня сыскала тогда в лещине? Приметила с тропки чёрный кафтан?
— Приметила, Яков Данилович, кречет мой синеглазый. Я тот раз с умыслом тебя из листвы вытянула, как гостинец себе сотворила.
— Столько знатных людей к вам сватались — страсть. Отчего же ты всем отказывала?
— Тебя ждала, — со всей серьёзностью ответила Марфа.
На Якова накатила истома, под ложечкой некто тревожил нутро.
— Марфа Михайловна... прости меня. Саблей я ловко управляюсь, могу и троих ворогов разом прикончить. А как... в опочивальне с женой сладить: теряюсь покуда, зелен ещё в таковских делах.
Жёнушка провела пальцем левой руки по подбородку Якова.
— Успеется, муж. Не тревожься, милый.
Муженёк перехватил горячую ладонь огневолосой прелестницы и нежно поцеловал её.
— Яков Данилович, послушай супружницу, коли ценишь моё слово, — зелёные глаза Марфы вспыхнули свечением. — Тебе скоро в Детинце служить. Трудись честно, по совести, начальника слушайся. Государю в шахматах не поддавайся. Мне отец сказывал — он этого не любит.
Яков припомнил шахматное сражение с Царём и улыбнулся.
— Стерегись жаб зелёных и прочих гадов.
— Чего? Кого остерегаться?
— Боярское племя. У отца на службе немец Иоганн Ридле развёл змеепитомник, глядела я несколько раз — любопытное зрелище.
— Ты бывала на Аптекарском дворе?
— В Немецкой Слободе, отец возил меня тайком, много раз. Я там фламандским мальчиком ходила наряженная, с большой шапкой.
— Как любопытно.
— Послушай меня. У лекаря Ридле, того самого, что за столом сидел ныне, востроносый; во владениях змеепитомник имеется. Страсть какая забавная клетка, муж. Шириной в две маховые сажени, высотой, гм, с три аршина. Аспиды там проживают. Немчин Ридле с них яды сосёт для снадобий.
— Я тоже желаю глянуть!
— Погоди, муж. Царский Детинец — то есть такой же змеепитомник. Сразумел сказку?
— Занятная история. Кусаются, значит, знатные?
— Шипят, зубы точат. Я сидела на пиру и сердцем чуяла: гады яд по тебе копят. Мол, что за милость такая безвестному дворянину, без роду и племени.
Яков смутился от таких слов супружницы. Новоиспечённый царёв стольник решил доказать жене, что он тоже чего-то стоит в жизни. Бывший опричник встал с койки и прошёл в угол. Он уже перебрался на проживание в хоромы боярина Сидякина и отец Марфы подарил ему для личного скарба справный сундук из дуба, кованый по стенкам железом. Яков Лихой покопался в сундуке и вытянул наружу мешок-калиту, плотно набитый монетами и накрепко перевязанный верёвкой. Муж обернулся к Марфе Михайловне и сотряс калитой воздух.
— Пять тыщ рублей золотыми червонцами тут без трёх сотен — на наряды потратился и прочие заботы. Четыре тыщи от Государя и одна от князя Юрия Милосельского, пресветлая ему память. Три имения можно состряпать, а нам с тобой и одного хватит, верно, жена?