Стольник сходил башней по правому флангу, явно желая напролом просочиться к центру поля сражения.
Государь сходил белой королевишной.
— Мат тебе, стольник Лихой.
Воложанский дворянин резво пробежал по доске взором. “Святая правда, цари не лгут... мат”.
— Вали свово Государя, чего растерялся, — усмехнулся кесарь.
Яков Лихой взялся пальцами за крупную фигуру чёрного Государя и повалил его: великий князь с шумом упал на доску и перекатился по шахматному полю, задев собой две пешицы и башню.
— В Посольском приказе вскоре местечко освободится, как раз за шведо-литовским столом. Боярин Иван Воронцовский скверно мозгой трудится, пора ему на роздых сгулять… или уйти на службу в Опричный двор, ближе к родственничку Никите. Пущай там волокитит.
Стольник снова смочил пересохшее горло слюной.
— Как стол освободится: сызнова побеседуем, Яков Данилович; под шахматную баталию.
Глава 11. Алый гребешок
— Кесарь намекает, что при честно́й службе в Посольском приказе, ты в грядущем получишь боярское звание…
В горнице Михаила Сидякина по-семейному расположились трое человеков: сам хозяин сидел за золочёным резным креслом во главе стола; распоясанный зять Яков Данилович Лихой, одетый в шёлковую алую рубаху, нарезал шаги по помещению и выглядел взволнованным. Младшая дочь сидела поодаль от отца за резным креслом, прислонив к виску тонкий длинный палец правой руки, унизанный смарагдом, а её локоть покоился на столе. Марфа Михайловна была облачена в сарафан брусничного цвета, на её ушах покачивались смарагдовые серьги, с простоволосой головы на плечи шёлковым волнами ниспадали густые рыжеватые локоны. Орлица принесла мужу двух птенцов, но нисколько не раздобрела телом. Её краса стала ещё выразительней и благородней: талия девицы ныне сменилась статной фигурой те́ремной Царицы.
На столе имелись: позолоченная чаша с горочкой ломтиков тонко нарезанной оленины, три рушника, два кубка и кувшин с заострённым горлом. Днища позолоченных кубков сверкали чистотой.
— Что мне боярское звание — кичливость одна, — рассуждал царёв стольник. — А вот служба в Посольском приказе — занятный загляд.
— Трактат припоминаешь, Яков Данилович? — молвил Сидякин. — Про стратегию и мето́ды. На небосклоне твоей планиды обозначился ныне славный загляд — служба в Посольском приказе.
Яков Лихой прекратил суетливую ходьбу и остановился напротив тестя, навострив худородные уши.
— Загляд в самом деле занятный. Но обозначь для своей личности и стратегию. Чего ты желаешь, зять любезный, каков твой шлях?
— Каков мой шлях… — задумался царёв стольник.
Марфа Михайловна Лихая рассыпала горсть зелёных искр из глаз, пристально наблюдая за мужем.
— Беседы наши припомнились, Михайла Борисович. Про кичливых жаб и закостенелость порядков. Разворошить муравейник сонный — вот чего я желаю... Дать больше воли людям, зажечь лучину знаний в умах, наполнить разумы... не благочестием и фарисейством, а дивным миром наук да полезных открытий.
— Куда хватил, — усмехнулся Сидякин. — Вольности много не стоит давать, особенно нашим тарты́гам да граба́стикам.
— А я соглашусь с тобой, муж любезный, — подала голос Марфа.
— Ты по воде много размазал, Яков Данилович, — произнёс тесть. — По существу молви: стратегия в чём твоя?
— Стратегия, гм… — потерзал пальцами клинышек бородки Яков.
Растудыся ероподобное в раскалённую печь; царёв стольник Лихой в подражании тестю, завёл обычай стричь русую бородку аккуратным клинышком — на иноземный манер. По наводке Сидякина, раз в месяц к нему в имение наведывался мадьяр — брадобрей из Немецкой слободы. Знать с неудовольствием пялилась на лощёный лик царского любимца, чем невольно доставляла ему некоторое удовольствие.
— Поди туда: не разумею куда, — нахмурил брови хозяин дома.
Якову то припомнилось: phrasis тестя почти слово в слово совпал с phrasis самодержца при их памятном разговоре, когда жизненный путь тогдашнего опричника медленно вершил ещё один плавный поворот...
— Давай по порядку, Яков Данилович, — пришёл на выручку зятю Сидякин. — Нарезать ножом мясо птицы да винишка подлить знатным в кубки — тут много мудрости не имеется, верно молвил?
— Святая правда, Михайла Борисович.
Лихой уселся за свободный резной стул, закинул в глотку ломтик оленины и принялся его жевать, обхватив русую голову ладонями.
— Служба в Посольском приказе — сие занятный загляд. Государь метит посадить тебя на шведо-литовский стол, так?